Меня угощал ими стивидор. Я оказал ему и порту небольшую услугу, иначе у них возникли бы большие неприятности. У меня не сложились отношения с судовладельцем. Зная, что больше работать на его судах не буду, решил не рвать пукан за его интересы. В благодарность за это — французы хоть и скупердяи, но неблагодарными их не назовешь, — он свозил меня на своей машине на остров Ре, который связывает с городом платный трехкилометровый ажурный мост, где на песчаном пляже я оставил отпечаток своего тела. Правда, ненадолго. Потом мы пообедали в тихом ресторанчике вдали от туристических троп. Судя по тому, как старательно француз собирал чеки и счета, платил не он, поэтому оттянулись мы на славу. Кроме устриц, под хорошее белое вино мы съели морского окуня, запеченного в панцире из морской соли, мидий по-ла-рошельски, молодую картошку, запеченную в кожуре, пуатинский козий сыр и шарантский сливовый пирог. У вина, окуня и картошки тоже, видимо, были названия в честь какой-нибудь провинции, коммуны, города или улицы, но я их забыл.
От воспоминаний я немного рассусолился и произнес:
— Да, неплохо было бы пожить в Ла-Рошели.
— Тебе у нас понравится! — сразу подхватил Жан Шодерон.
Я не принял его слова всерьез. Для решения такого вопроса надо подключать тестя, герцога Бурбонского, а он сейчас далеко от Парижа.
Я проводил делегацию до ворот столицы. Внутрь меня и мой отряд не пустили, отправили на постой по моей просьбе в аббатство Сен-Жермен. Аббат Эктор встретил меня, как дальнего родственника, поселил в лучшей гостевой келье. За что получил от меня бочонок хорошего красного вина, захваченный в другом аббатстве, которое никак не решалось перейти на сторону короля. С полчаса мне потребовалось на то, чтобы опять научиться понимать его плямкающую речь. Впрочем, больше пришлось говорить мне. Аббат расспрашивал о военных действиях. Пометок на этот раз не делал, память имел крепкую. Иногда даже подсказывал мне имена сеньоров по гербам, которые я запоминал лучше.
Обычно мы садились на балконе с видом на Сену, на который был выход из кельи аббата. Там стояли два плетеных из лозы кресла с наклоненными назад спинками, отчего не сидишь, а полулежишь. Видимо, это дедушки кресел-качалок. На круглый столик юный румянощекий послушник с белокурыми кудрями, похожийна херувима, ставил серебряные кувшин с вином, бокалы и блюдо с фруктами. Пока он делал это, я пытался угадать, является ли послушник любовником аббата Эктора? Мы всегда думаем о людях лучше, чем они сами о себе. Попивая вино и любуясь рекой, пока не загаженной, по которой сновало множество плоскодонных речных суденышек разного размера, я делился воспоминаниями и впечатлениями о войне.
— Вчера ты остановился на… — аббат слово в слово повторяя фразу, которойя закончил рассказ в предыдущий день.
И я продолжал повествовать о войне двух королей, в которой, не зависимо от их желаний, выкристаллизовывались две нации. В дальнейшем короли еще не раз будутвоевать, но это уже будут не феодальные разборки, а столкновение этносов, и граница «свой-чужой» будет проходить не на материке, а по Ла-Маншу.
На второй день я сходил к своему внуку Джакомо Градениго, который не подозревает о нашем родстве. В его конторе ничего не изменилось. Разве что у хозяина стало больше уверенности в себе, важности.
— Если хочешь забрать деньги, придется подождать недели две. Они все в деле, — сразу засуетился Джакомо.
— Пока не нужны, — успокоил я. — Может быть, зимой потребуются.
— Для чего? — поинтересовался он.
— Собираюсь прикупить недвижимости, осесть в приморском городе, скорее всего, в Ла-Рошели. После окончания войны займусь морской торговлей, — поделился я планами на будущее.
— Для торговли город отличный, — согласился Джакомо Градениго.
— А для банковского дела? — спросил я.
— Еще лучше, но там все схвачено генуэзцами, между ними не протиснешься, — пожаловался он.
— Даже если тебе будет покровительствовать сенешаль? — задал я провокационный вопрос.
После разговора с Жаном Шодероном я решил не ждать, когда освободят Бордо. Во-первых, Ла-Рошель — более выгодный вариант, так как порт ближе к Англии. Во-вторых, мне уже начала надоедать война на суше. На море она не такая утомительная и с б
— С такой поддержкой я бы рискнул перебраться в Ла-Рошель, — медленно произнес Джакомо Градениго и сразу спросил: — Во что мне обойдется такая помощь?
— Будешь начислять мне пять процентов на деньги, которые оставлю на хранение, и консультировать по разным вопросам, — ответил я.
— И всё?! — не поверил мой внук, глядя на меня с подозрением, будто предлагаю ему аферу.
— Да, — подтвердил я и. чтобы уменьшить его подозрительность, объяснил: — Дед советовал мне: «Найди Градениго и держись их. Деньги липнут к ним, и тебе перепадет».