Бриганты

Первая половина ночи выдалась темная, безлунная. Я выдвинулся первым. Старались двигаться бесшумно, однако получалось не всегда. Часто спотыкались и чертыхались, хотя я приказал рта не раскрывать ни в коем случае. Метрах в двухстах от главных ворот остановились. В темноте аббатство походило на большой замок. Впрочем, системой укреплений ничем от него не отличалось, разве что донжона не было. Ров шириной метров восемь и глубиной, как заверил монах, не меньше пяти. Подъемный мост поднят. Стены высотой шесть с половиной и толщиной три метра. На четырех углах прямоугольные башни высотой девять метров. Из-за стен выглядывает готический шпиль храма, который немного выше башен. В аббатстве тихо. Собак монах должен запереть в псарне. У аббата свора гончих. Сан не мешает ему лихо рассекать на коне по полям и лесам в погоне за добычей.

Сперва я вижу желтоватый огонек, который вдруг возникает из темноты, а потом слышу скрип открывшейся двери. Поленился монах смазать ржавые петли. Как бы из-за такой мелочи не сорвалась операция. Огонек поднимается выше и начинает перемещаться влево вправо.

— Пошли, — шепотом командую я своим бойцам.

Главное — не свалиться в темноте в ров. В доспехах не вынырнешь, а точно узнаешь, какой он глубины. Мои бойцы находят край его, начинают устанавливать мостки.

Монах услышал нас, перестал перемещать фонарь. Теперь держит его перед собой на уровне груди, чтобы свет был виден только спереди. Я подумал, что, если бы в аббатстве была засада, монах не стал бы так делать. Мои арбалетчики перебираются по мосткам на противоположный берег рва. Я следую за ними. Не понтуюсь, переползаю на четвереньках. Приблизившись к монаху, кладу руку ему на плечо, мягкое и теплое. От монаха сильно воняет потом. Это запах предательства.

— Дай фонарь, — тихо говорю ему.

У фонаря сверху медная ручка. Она теплая и влажная. Я поднимаю его и трижды перекрещиваю темноту перед собой. Это сигнал Карне де Бретону и Луи де Сен-Жюльену, что пора и им подтягиваться к аббатству.

— Веди нас, — отдав фонарь, тихо приказываю монаху.

Мы заходим во двор через дверь, узкую и невысокую, мне приходится наклонять голову, чтобы не цепляться шлемом за потолок. Монах открывает вторую дверь — и мы оказываемся во дворе аббатства рядом с внутренними воротами.

— Осторожно, здесь лежит… тело, — предупреждает монах и подсвечивает фонарем.

На каменных плитах, которыми вымощен двор, лежит, неестественно согнувшись, другой монах, на котором поверх рясы жак, а рядом валяются короткое копье и слетевший с головы черепник — маленький шлем, закрывающий только верхнюю часть головы, — с шерстяным подшлемником.

Я показываю арбалетчикам, чтобы поднимались на стены и занимали позиции. Те, что под командованием Хайнрица Дермонда зайдут во двор последними, поднимутся в надвратную башню, опустят подъемный мост, а потом откроют ворота. Остальные будут прикрывать их.

Когда оруженосец заходит во двор, отдаю ему фонарь и отпускаю монаха:

— Всё, можешь идти.

Он не хочет, чтобы его коллеги узнали, кто их предал. Уверен, что его быстро вычислят. В замкнутом коллективе даже мысли на виду.

Я поднимаюсь на стену, занимаю позицию, с которой смогу обстреливать весь двор. Выкладываю на парапет десяток стрел, а колчан с остальными ставлю у ног. Слышу, как в надвратной башне скрипит ворот. Он вдруг начинает вертеться слишком быстро. Подъемный мост падает с грохотом. Будем надеяться, что не сломался. Внизу возятся с внутренними воротами, вынимая деревянные запоры — тонкие бревна, пропущенные в железные петли.

Аббатство начинает оживать. В псарне загавкали собаки. На галерее второго этажа появляется человек в рясе и с фонарем и тревожно окликает:

— Пио!

— Да, — негромко откликаюсь я.

— Что случилось? — спрашивает человек с фонарем, возле которого появляются еще двое.

— Мост упал, — отвечаю я.

— Это не Пио! — догадывается кто-то и начинает вопить: — Измена! Измена!

Я стреляю в человека с фонарем. Мою стрелу опережает болт, который попадает монаху в грудь. Другие болты скашивают тех, кто стоял рядом и выбегающих на галерею. В аббатстве около сотни монахов. Некоторые — бывшие воины, но и остальные неплохо владеют оружием. В четырнадцатом веке без такого умения не выживешь, даже спрятавшись в аббатстве. Во двор непонятно откуда начинают выбегать люди в доспехах и с оружием. Тех, кто с фонарями или факелами, арбалетчики убивают в первую очередь. Остальные не видят, где мы, бегут к воротам, в темноту, где и мы теряем их из виду.

Я слышу, как распахиваются внешние ворота, как стучат конские копыта по подъемному мосту. Вот во двор въезжает всадник с факелом — и тут же получает два болта в грудь. Уронив факел, он валится на плиты, громко звякнув оружием и доспехами о камень. Следом за ним въезжают и забегают другие. Они растекаются во все стороны.

— Сен-Дени! Святой Дионисий! — кричат нападающие, чтобы свои не убили по ошибке.