Брик-лейн

Открылась дверь в спальню, на цыпочках вошла Джорина. На ней костюм из шифона с розовой аппликацией оттенка цветущей вишни, с тонкими лямочками на плечах и разрезанными до бедра штанишками, из-под которых виднелся полупрозрачный розовый шелковый чуридар[93].

— О господи, — Разия повалилась на бок, — что с нашей Джориной сделали эти «Боливудские красотки»?

Джорина все так же на цыпочках покружилась:

— Вы только посмотрите! Как он на мне сидит! Как вы думаете, может, мне его себе оставить? Он как будто на меня пошит.

— Мы с тебя снимали мерки для выкройки, — сказала Разия, — ты у нас миссис Стандартная фигура. Поэтому и не мечтай. Ты где в нем будешь дефилировать, перед сковородками? Слушай, сначала давайте наладим торговлю, а потом сами будем одеваться, как звезды.

Она потянулась к тетради с расчетами и, глядя на цифры, пожевала колпачок.

— Хануфа, тебе я сегодня заплачу. Назнин и Джорина, подождите до завтра, у меня завтра клиент расплачивается. О'кей?

— О'кей.

Разия каждой дала поручение. Быстро обсудила с Джориной вопрос об эластичности шерстяного джерси на салвар камиз. Подсчитала и выдала Хануфе деньги. Подруга Назнин теперь бизнесвумен. Надо обдумать новый дизайн.

— Как твой сын? — спросила Хануфа. — Как учеба и все остальное?

— Учеба о'кей-ма. Все у него о'кей-ма.

Разия взяла Хануфу за запястье. Наклонилась к ней:

— Я думала, что потеряла Тарика. Я думала, что он не захочет жить жизнью, которую я для него придумала.

— В этом вся наша беда — мы придумываем жизнь за наших детей. А они сами хотят ее прожить, — сказала Хануфа.

— Да, — ответила Разия, — и проживут. Даже если она их поубивает.

Назнин закончила работу. Взяла сумку и отправилась по магазинам за кружевом. Перейдя через двор, остановилась и посмотрела, как отсюда выглядят ящички на окнах. Над ободками высоких белых горшочков виднелось несколько темно-зеленых листьев. Она купила зимний сорт анютиных глазок, скоро зацветут. Белье у Разии сушится на веревке между водосточной трубой и железным крючком. В двойные оконные рамы бьется фуфайка с британским флагом.

Назнин свернула налево, пошла окольными улицами за Коламбиа-роуд. Надо поторопиться, чтобы успеть домой до прихода девочек из школы. С тех пор как Шану уехал, Биби превратилась в совушку. Назнин просыпалась посреди ночи и видела, что дочь сидит на краю кровати, прижав коленки к груди под белой ночной рубашкой. Иногда Назнин заходила к девочкам, Биби сидела на стуле и следила за сестрой. Днем молчала, ходила сонная, с черными кругами под глазами. К ночи просыпалась и вздрагивала от малейшего движения.

Лишь недавно Биби начала успокаиваться. Назнин находила ее то у двери в спальню, спящую, свернувшуюся калачиком, то на полу рядом с кроватью Шаханы.

— Без тебя я никуда не уеду, — говорила ей Назнин.

— Я знаю. Не уедешь ведь, правда?

Биби постоянно просила, чтобы мать рассказала историю. Ей хотелось слышать слова, потому что слова сшивали ее с мамой.

— Расскажи про то, как ты была предоставлена своей Судьбе.

— Нет, только не эту, — застонала Шахана, — эта скучная.

— Это точно, — ответила Назнин, — я вам расскажу историю поинтересней.

Назнин прошла парк, игровую площадку и возвышенность, за которой начинался пустырь. Проверила кошелек: почти двадцать фунтов. Еще, может, и на шоколад девочкам хватит. Назнин мысленно сказала спасибо. Если бы не Разия, денег не было бы вообще, потому что Карим как в воду канул. Она осталась без контактов с фабрикой, без материала для работы и без средств к существованию. Она молилась, но Господь уже давно дал ей то, в чем она нуждалась: Разию.

Пара рабочих пыталась протащить через дверь в местный зал обитый зеленым сукном стол из орехового дерева. Еще один толстым слоем кремовой краски закрашивал граффити на скучной кирпичной стене. Длинную покатую крышу заменили, и теперь она черная, как полночь, растворившаяся под прозрачно-голубым небом. Над дверью повесили вывеску на английском и бенгальском: «Молодежный клуб района Догвуд».

Стол с трудом втиснули в двери, и на бледное весеннее солнце вышел тощий молодой человек.

После погрома здесь начались перемены.

В район приходили и уходили политики с руками за спиной: мол, мы здесь ни при чем, мол, мы возлагаем надежды на будущее. К Назнин приходил советник в вельветовом пиджаке и в рубашке с круглым вырезом, посмотрел на отваливающуюся штукатурку в прихожей. Вместе с ним пришли репортер и фотограф. Фотограф сфотографировал советника, положившего руку на кирпичи.

— Сколько лет вы здесь живете? — спросил советник, раздельно произнеся каждое слово.

— Семь или восемь лет, — ответила Назнин.

— Вам приходится трудно?

— Нет.

— Сколько у вас детей?

— Двое.

Советник был разочарован.

В полдень пришли телерепортеры. Снимать им было нечего, и они поснимали друг друга. Они вернулись, когда стемнело, и сняли рассекающих на машинах парней. Обнаружили пустующие квартиры, где собирались наркоманы, дабы насладиться своей наркотой, сняли жуткие матрасы и кусочки серебряной фольги. Материал получился сенсационным. Его показали по местному каналу.