Бриллиант

Убрав это письмо в карман юбки, где оно оказалось бок о бок с маленькой, драгоценной печатью, и спустившись вниз с запиской Моррисонам в руке, я прошла через прихожую и внезапно подумала о том, могла ли я сбегать к почтовому ящику прямо сейчас. Мне осталось только написать на конверте адрес, поставить черную печать и оставить дверь немного приоткрытой. Я поняла, что сбегаю туда и обратно в мгновение ока. Я стояла, раздумывая, набираясь храбрости и слушая тяжелые удары старинных часов, каждая взвешенная секунда которых беспокоила и ободряла меня… но когда я наконец дернула за ручку, то обнаружила, что дверь заперта — без ключа я не смогла бы выйти.

Хотя это меня расстроило, я решила сохранять спокойствие и, отойдя, положила письмо на стол в гостиной, зная, что там его точно заметят, и не только глумливая Парвати. Я оставила конверт совсем чистым на всякий случай, чтобы некая добрая душа не решила отправить его за меня, таким образом, оставив его без секретного вложения. Больше я не могла ничего поделать и возвратилась в зеленую комнату, чтобы побыть сыном… и ждать.

Когда я услышала, что Уильям возвратился, я спустилась в залу, спрашивая его, не могли бы мы прогуляться вместе и одновременно отправить мое письмо.

— Мне жаль, мэм, — ответил он, — но ничего нельзя отправлять без разрешения мистера Тилсбери.

Конечно, я была глупа, не подумав об этом, и в тот день так ничего не отослала. Но я цеплялась за остатки надежды, никогда не думая о том, что мне могут помешать.

Когда тем вечером я легла спать, Тилсбери еще не возвратился. После беспокойной ночи я встала рано, помогая Нэнси кормить и одевать Адама, затем отнесла моего сына вниз, чтобы узнать, вернулся ли его отец и видел ли он мое письмо. План должен был скоро сработать или провалиться.

Он уже сидел в столовой, бодро поприветствовав меня и сказав, как рад, что я чаще стала выходить из своей комнаты и провожу больше времени с ребенком.

Тем утром, когда Уильям тихо прислуживал за столом, мы, должно быть, являли сцену благополучной семейной жизни.

Как будто перед важной репликой, Тилсбери прочистил горло и сказал:

— Я видел твое письмо, оставленное в гостиной. Я думаю его тон, возможно, немного восторженный относительно того, как хорошо о тебе беспокоятся здесь.

Мое сердце начало биться, хотя я пыталась сохранить спокойствие, изображая безразличие и опасаясь, что допустила ошибку, и он, возможно, уже догадался о моем плане.

— Ах да, мое письмо. Я почти забыла об этом! Я действительно спрашивала Уильяма, не могли бы мы отправить его вчера, но он не чувствовал себя вправе допустить такую вольность, пока вы не разрешите.

Дворецкий стоял рядом у двери, как будто не слыша моих слов.

— Возможно, — продолжила я, — если мне разрешат выйти на прогулку сегодня, я могла бы отправить его. Я хочу передать пару слов моим друзьям. Кухарка была столь расстроена на похоронах, и когда мы немного побеседовали после, ну, в общем, мне больно думать, что я, возможно, никогда не увижу ее снова… если мы действительно должны покинуть Англию.

Его глаза подозрительно сузились, и я прикусила язык, когда он пробормотал:

— Алиса, ты понимаешь, что я не могу позволить тебе выносить Адама из этого дома?

— Нет необходимости быть настолько осторожным, — возразила я. — Но конечно, если это причина для того, чтобы я вернулась как можно скорее…

Ребенок на моих руках довольно булькал, схватившись ручкой за мой палец, и казалось, был очарован изумрудами на нем. Темные глаза Адама озарились, когда он уставился на блестящие мамины камни. Взяв его другую ручку, я поцеловала каждый крошечный пальчик, один за другим, разыгрывая любовь, материнскую преданность, и взглянула на него, добавляя:

— Будет приятно немного подышать свежим воздухом и снова увидеть городскую жизнь. Такое большое количество времени в закрытом помещении очень давит и угнетает.

Говорила ли я слишком много? Закралось ли у него подозрение? Занятый чтением своей корреспонденции, он долго не удостаивал меня ответом. Томительная тишина комнаты нарушалась только звоном ножа, которым он намазывал маслом тост, а затем резким активным звоном его ложки в чашке. Но потом он наконец взглянул и ответил:

— Очень хорошо! Мы пойдем к почтовому ящику вместе, вскоре после завтрака. Я только должен закончить несколько дел в своем кабинете.