Бриллиант мутной воды

– Ноль три позвонила!

Я укоризненно покачал головой, сейчас придется объясняться с озлобленными медиками.

В спальне было очень душно и пахло валокордином. Я решительно распахнул форточку, морозный воздух мигом ворвался в помещение.

– Вава! – взвизгнула маменька. – Ты решил меня убить! Немедленно закрой!

Я усмехнулся. Вава! Еще не так давно матушка постоянно звала меня этим детским именем, и пришлось приложить немало усилий, чтобы отучить ее от идиотской привычки. Правда, сейчас кличка «Вава» отчего-то перестала меня злить. Наверное, я в сорок лет пережил кризис подросткового возраста и стал смотреть на мир иными глазами. Впрочем, Николетта теперь редко обращается ко мне так, только когда злится.

– У тебя болит голова?

– О-о-о, – простонала маменька из-под пухового одеяла стоимостью пятьсот долларов, – умираю! Слушай внимательно! Я привела в порядок весь архив, разобрала фотографии, письма. Тебе после моей смерти будет интересно посмотреть! Мне признавались в любви такие люди! Поэт Филимонов! Ты, надеюсь, слышал эту фамилию! Еще генерал Бобрин…

Я кивал. Николетта в своем репертуаре. Примерно два раза в год она устраивает спектакль под названием «Близкая смерть» и торжественно пишет завещание. Затем призывает меня и начинает отдавать приказания. Ей и в голову не приходит, что чемодан, набитый пожелтевшими письмами, в случае чего будет мигом отправлен в печь. Мне совершенно неинтересно читать обращенные к маменьке любовные послания, я очень уважал отца и предпочитаю думать, что матушка ему никогда не изменяла.

– Вава, ты меня не слушаешь! – взвизгнула Николетта.

– Нет-нет! Я очень внимательно слушаю.

– Тогда почему ты молчишь?

А что я должен делать, по ее разумению? Заламывать руки, падать на пол и биться затылком о паркет?

– Извини, я борюсь со слезами, не каждый день теряешь родную мать!

Николетта села, с подозрением глянула на меня, потом вновь обвалилась в подушки.

– О-о-о, моя голова, тошнит!

– Не следовало пить коктейли, предупреждал ведь.

– Какой ты зануда! О-о-о… Врача вызвали?

– Сейчас придет.

– Тася!!! – завопила маменька.

Домработница материализовалась на пороге.

– Немедленно смени постельное белье, дай розовое, то, новое, с вышивкой. И сорочку другую, голубую, нет, красную. Стой, дура, куда пошла?

– За бельем.

– Лучше пижаму, – рявкнула Николетта, – бежевую, с рюшами! Духи принеси. «Миракль».

– Ладно.

– Щетку для волос.

– Сейчас.

– Губную помаду и пудреницу!

– Ты зря так стараешься, – усмехнулся я, – скорей всего приедет замороченная вызовами бригада, которой будет без разницы, какая на тебе рубашка.

Николетта подскочила на ортопедическом матрасе, за который я выложил такую сумму, что до сих пор тошнит при воспоминании.

– Вы не позвали Сергея Федоровича?

– Так он уехал с семьей отдыхать, – сообщила Тася, – в горы, на лыжах кататься. Позвонила ему на мобильный, а он говорит: «Извините, не могу, в Альпах сейчас, на подъемнике сижу».

– Кого же ты пригласила? – побагровела маменька.

– Ноль три набрала.

Николетта на секунду потеряла от гнева голос, но потом он к ней, к сожалению, вернулся, и матушка завопила так, что труба, от звука которой пали стены Иерихона, почернела бы от зависти.

– Ты обратилась в муниципальную службу!!!

– Так вы говорили, что умираете, – отбивалась Тася.

– Не настолько, чтобы звать бесплатного доктора!!! Боже!!! Ужас!!!

Она бы, наверное, растоптала глупую Тасю, но тут раздался резкий звонок в дверь. Домработница, радуясь, что легко отделалась, ринулась в прихожую. Николетта шлепнулась на кружевную наволочку и трагическим шепотом просвистела:

– Ну вот! Сейчас подумают, что к нищей приехали! Белье мятое, сама в несвежей сорочке!

Я не успел ничего ответить, потому что в спальне появились две хмурые тетки. Одна, чуть постарше, мрачно спросила:

– Что у нас?

– Умираю, – простонала Николетта, – инсульт разбил! О, скажите, сколько осталось жить? Мне нужно знать правду, у меня ребенок…

Врач молча вытащила тонометр, закрепила манжету и через секунду ответила:

– Нечего притворяться. Давление, как у космонавта, сто двадцать на восемьдесят. Да в вашем возрасте у людей давно гипертония!

Николетта села. По лицу было видно, что она растерялась. Конечно, маменька привыкла к ласково улыбающемуся Сергею Федоровичу, который охотно подыгрывает пациентам. Закатывает глаза, качает головой, цокает языком, потом, заговорщицки улыбаясь, вытаскивает аспирин, растворяет таблетку в воде и уверяет, будто это волшебное американское средство от инсульта, инфаркта, гепатита, СПИДа, словом, от всех болячек, которые придумала себе матушка. Потом берет конвертик и исчезает. После его ухода у Николетты остается сладкое ощущение, что она избежала неминуемой смерти. А сейчас у нее в спальне стоят две злые бабы, которые не сняли уличной обуви, не помыли рук и не собираются возиться с «больной».

– Пили? – отрывисто поинтересовалась одна.

– Только коктейль, – пролепетала маменька, – розовый такой, вкусный.

Докторица сморщилась:

– Фу! Потому и болит голова. Надо бы сообщить диспетчеру, что ложный вызов сделали! Наговорили ей: умирает, сердце! А у самой птичья болезнь!