— Вы что, с ума сошли?! — воскликнул Волгин и для убедительности постучал себя пальцем по лбу. — Вы соображаете, что будет, если вы иностранца возле «Астории» затолкаете в машину и увезете?!
— Вы что же, босс, — скорчив обиженную гримасу, сказал Мирзоев, — совсем нас за отморозков держите?..
— Не босс, а Михаил Ильич! — прикрикнул Волгин.
— Я же понимаю, Михаил Ильич, что брать тихо надо…
— Нет, я сказал! Пусть он сначала в квартире Коробова появится…
— Как скажете.
— Все, можете идти…
Мирзоев поднял воротник пиджака, вылез из машины и, неуклюже переваливаясь, засеменил к своему автомобилю. Почти сразу же его место на заднем сидении занял второй собеседник — молодой человек среднего роста, бесцветный и неприметный, широкоплечий, плотно сбитый, с правильными чертами лица, одетый добротно, но неброско — в демократичные джинсы с джемпером.
— Здравствуйте, Михаил Ильич! — поздоровался вновь прибывший с Волгиным. — Коля, привет, — добавил он, обращаясь к водителю.
— Доброе утро, Артём. Чаю хочешь? — отозвался Волгин. — Коля, сходи пока погуляй… — добавил он, тронув водителя за плечо.
— Спасибо, — сказал Артём, принимая из рук Волгина дымящуюся чашку.
— Ну что, дорогой мой, — начал Волгин, как только за отправленным под дождь Николаем захлопнулась дверь, — пришло время снова привлечь твоих ребят.
— Мои ребята, Михаил Ильич, всегда готовы, только на этот раз дело серьезное — может вылиться в крупную разборку…
— Даже так?
— Я тут выяснил кое-что… по своим каналам…
— Говори, говори.
— Ваш отставник Коробов попал на крючок к серьезным бандитам. Эта группировка держит половину рынков в городе и почти все кабаки и сауны на Ваське.
— Кто такие? Я их знаю?
— Конечно, Михаил Ильич. Уж кто-кто, а вы-то здесь все про всех знаете…
— Ну ладно, не преувеличивай, — отмахнулся Волгин, хотя было заметно, что уважительные слова молодого человека по имени Артём ему приятны.
— В общем, если мы уберем их смотрящего на Василеостровском рынке, то они за него точно впишутся, — продолжал излагать Артём. — Смотрящий этот не простая шестерка, а бывший сиделец и, по слухам, когда-то был подельником кого-то из хозяев всей их братвы. Тут такая стрельба может начаться… А оно нам надо?
— Что за вопрос? Конечно, не надо…
— Вот и я о том… Я подумал: может, на этот раз не стоит моих ребят в дело пускать? Есть у меня на примете специалист… Все сделает так, что никто и не догадается… Типа несчастный случай. Да и Коробов ваш может нагадить; лучше его к этому делу не привлекать, тем более что смотрящий на рынке, похоже, его сам доит, а деньги помимо своих хозяев забирал себе в карман. Так что о Коробове, скорее всего, никто из их братвы, кроме него, не знает.
— Все, что ты, Артём, придумал, — это, конечно, хорошо, — доброжелательным, но несколько снисходительным тоном сказал Волгин, — но мне ведь совсем другое нужно. Мне, если ты не понял, от обоих избавиться надо: и от Коробова, и от Рываева… Да так, чтобы никто обо мне даже не подумал. Потому убрать смотрящего должен Коробов. Своими руками. А вы позаботитесь о том, чтобы братва их страшная об этом узнала. Тогда Коробову конец, и всем все понятно: посадил бандит человека на счетчик, деньги вымогал, ну тот взял, да и порешил его от отчаяния… Сможешь сделать?
— Сделаю, — кивнул Артём.
— Только ты не торопись. Мне Коробов пока еще нужен; он одного человечка должен опознать, а вот после этого пустите его в расход. Ну что, понял диспозицию?
— Как скажете, так и будет.
Молодой человек ушел, а в автомобиль Волгина, сложив зонтик, сунулся продрогший Коля.
— Можно, Михаил Ильич? — спросил водитель.
— Садись, поехали, — ответил Волгин. — Покатай-ка меня по окрестностям; мне подумать надо.
Автомобиль тронулся; Волгин откинулся на спинку сидения, опустил веки и погрузился в собственные мысли. «Ну вот, папа, теперь ты можешь быть доволен, — мысленно обратился он к своему давно умершему отцу. — Твоя прихоть…»
Собственно, при «разговоре» с покойным отцом Михаил Ильич несколько лукавил, да и эти свои «обязательства» перед памятью почившего родителя он сам себе и придумал. На самом деле история с драгоценностями дома Романовых не на шутку зацепила его честолюбие. Да, да, именно честолюбие, ибо, как ни странно, сама по себе ценность царских украшений Волгина не особо волновала.