Бриллиантовое ожерелье

В понедельник утром я ещё не могла знать, поговорил ли Люпен со своим отцом о продажных полицейских и передал ли Теофраст эти сведения инспектору Флебуру.

И хотя эти дела с человеком, найденным на берегу, и кражей ожерелья вроде бы завершились, мысленно я все время возвращалась к событиям последних четырёх дней.

Отец решил вернуться в город и велел приготовить ему коляску. Он хотел уехать сразу после обеда, чтобы вечером уже быть в Париже.

За два дня, проведённые у моря, он, похоже, отдохнул. Даже мама, обычно хмурая и неприветливая, казалось, стала спокойнее.

Я отправилась с мистером Нельсоном на почту по двум причинам.

Захотелось днём, при ярком солнце увидеть те улочки города, где путешествовала ночью. А кроме того, хотя ни за что не призналась бы в этом Шерлоку и Люпену, я слишком боялась идти в город одной.

— Все в порядке, мисс Ирэн? — спросил Гораций, когда мы прошли половину пути. — До сих вы ещё не произнесли ни слова.

В самом деле, подобное молчание не в моём характере. По дороге я присматривалась ко всяким мелочам и к каждому встречному, стараясь понять, не смотрит ли он на меня как-то особенно, или, напротив, желая убедиться — и это вероятнее всего, — что опасение быть узнанной — только мой пунктик.

— Просто я плохо спала, Гораций, — ответила я.

Он бросил взгляд на редкие облака на небе.

— Плохо или всего лишь… мало?

Я посмотрела на него, стараясь понять, заметил ли он, как я убежала через окно, и не даёт ли понять, что знает об этом. Но тёмное лицо его оставалось совершенно непроницаемым. Так молча мы и дошли до почтового отделения.

А там оказалось уже довольно много народу, и нам пришлось встать в очередь.

На этот раз не было оживлённых разговоров и обменов мнениями, как в прошлую пятницу, а только обычные взаимные приветствия и пустая болтовня о неважной погоде этим странным летом. Вчерашние тучи вроде бы предвещали грозу, но её, похоже, не будет.

— Мадмуазель! — окликнул меня кто-то, и голос показался мне знакомым.

Со мной здоровался стоявший в дверях добродушный человек в форменной фуражке с кокардой — символом французской почты. Я узнала директора почты, с которым мы разговаривали в холле гостиницы «Художник».

Я ответила, и он жестом подозвал меня.

Извинившись перед мистером Нельсоном, я подошла к директору.

— Как поживаете? — поинтересовался он, пожимая мне руку. — Нужно отправить почту?

Я объяснила, что почту моих родителей отправляет мистер Нельсон, и сразу же поняла, что он позвал меня не для этого разговора.

— Да, конечно, почта!

Он прошёл к своему заваленному бумагами столу, принялся что-то искать и между тем сказал:

— Вчера вы заинтриговали меня корреспонденцией загадочного гостя из тридцать первого номера…

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить о Жаке Ламбере, который снимал этот номер в гостинице «Художник».

— Знаете, я проверил. И насколько понимаю, ваши предположения ошибочны. Он ничего не посылал в редакции газет, ни в Гавр, ни в Брест.

— Значит, он не журналист.

— Вот и я так думаю.

Я поблагодарила его за эту новость и пообещала передать её моим друзьям.

— Они не очень этому обрадуются… Но по крайне мере можно будет исключить…

— Однако новость эта не означает, что в вопросе, касающемся корреспонденции месье Ламбера, нет ничего интересного! — с довольным видом добавил директор почтового отделения.

— Вот как?

— Признаюсь вам, это исключительно интересно! Сначала я узнал, что Ламбер отправлял все свои письма только на один парижский адрес. А потом обнаружил… вот это! — и он показал небольшой конверт.

— И что же, простите, это такое?

— Безымянный конверт, на котором, тем не менее, стоит тот же парижский адрес.

— Тот, куда посылал письма Ламбер?

— Ну да! Смотрите, тут не указан отправитель, но адрес получателя тот же. Я заметил это, когда благодаря вашей подсказке просмотрел записи в регистрационном журнале. С вечера субботы конверт находился в дилижансе, который должен был отправиться в Париж… Но я забрал его и принёс сюда, дорогая мадмуазель.

Это был небольшой конверт, слишком тонкий, чтобы в нём могли поместиться какие-либо драгоценности, и пока директор почты держал его в руках, я успела прочесть адрес — рю де Мезьер, дом шесть.

— Я поспешил сообщить об этом инспектору Флебуру, и тот вскоре придёт за ним. Вдруг здесь окажется что-нибудь полезное для следствия.

Я кивнула, задумавшись.

И в то же время продолжала повторять про себя, стараясь запомнить: «Рю де Мезьер, дом шесть, рю де Мезьер, дом шесть…»

— Это и в самом деле может оказаться большой помощью с вашей стороны, месье… — поздравила я его.

— Вот и я так думаю, — улыбнулся он. — И захотел сказать вам, потому что это ведь и ваша заслуга, и ваших друзей.

Я ещё раз поблагодарила его и хотела уже попрощаться и уйти, но тут у меня возник вопрос.

— Простите, месье директор… — сказала я, снова обратившись к нему. — Любопытно вот что: если в субботу этот пакет ещё находился в дилижансе… когда же он был передан на почту?

— Я проверил и это, — ответил директор, — но ответа на этот вопрос у меня нет. Пакет должен был отправиться ещё раньше но потом почему-то задержался дольше обычного, до субботы.

Так или иначе, это уже не имело значения, важно, что у меня имелся адрес.