Бриллиантовый берег

Да, многие предпочитают не показывать публике себя настоящих, люди создают и поддерживают, наполняя фальшивым содержанием, искусственный образ.

Бесконечно постящий «позитивчик», радующийся жизни, обеспеченный человек в действительности может оказаться несчастным, еле сводящим концы с концами мрачным типом.

Но Катарина и собственными глазами видела Пауля. Не укладывалось в голове, что немного неуклюжий неряха, разбрасывающий вещи, жующий бананы, поющий в душе песню о том, что шоу должно продолжаться, взял и убил себя. Что такого могло произойти с ним на морском курорте? Из-за чего он захотел умереть?

Судя по странице в соцсети, Хорн ни от кого не получал трагических известий, родители и сестра живы и здоровы; жены, которая могла бы его бросить, у Пауля не было, проблем на работе — тоже. Судя по десяткам сообщений под последним снимком, окружающие были поголовно шокированы его решением уйти из жизни.

«Но все это не отменяет того, что Пауль мог возжелать смерти по какой-то причине. У него могла быть депрессия! Что угодно могло случиться!»

Могло.

Как и с Сарой.

Но верилось в это все меньше.

Глава восьмая

Когда Катарина в первый раз взглянула на Ольгу, то едва удержалась, чтобы не ахнуть. Жена Филипа была похожа на Сару.

При ближайшем рассмотрении, если разбираться детально и препарировать особенности внешности, становилось понятно, что сходство не такое сильное: Ольга полнее, лицо у нее более округлое, с мягкими, немного расплывчатыми чертами, тогда как у Сары нос с небольшой горбинкой и твердая линия подбородка. Волосы Ольги были темнее и короче, но цвет глаз — та же редкая, насыщенная синева, что у Сары. А главное — обаятельная, беззаботная улыбка, манера говорить и держаться чрезвычайно роднили покойную сестру Катарины и Ольгу.

— Добрый день, входите же скорее, входите, — оживленно говорила хозяйка дома, открывая дверь Катарине и Богдану.

Ольга не заметила замешательства Катарины, к тому же та быстро взяла себя в руки.

— Дайте-ка рассмотреть вас! Ей-богу, мечтаю с вами познакомиться, — продолжала громко говорить Ольга.

Катарина всегда удивлялась (и, бывало, завидовала) непосредственности некоторых людей, их улыбчивому умению легко и непринужденно начинать общение с кем бы то ни было. Возможно, для этого нужно быть чуть менее погруженной в себя и чуть более открытой? Катарина не страдала от излишней застенчивости, но была довольно сдержанной.

— Правда? Мечтали?

— Так, во-первых, давай на ты?

— Согласна! — Катарина чувствовала, что проникается симпатией к Ольге, очаровываясь ею. — А во-вторых?

— А во-вторых, уверена, что ты — нечто особенное, по-другому и быть не может. — Ольга весело посмотрела на Богдана. — Он во мне сейчас взглядом дыру просверлит, но я все равно скажу! Богдан еще ни разу не приглашал ни одну девушку на семейный обед. Это что-нибудь да значит!

— Ничего себе, — сказала Катарина, — теперь мне страшно всех разочаровать.

Она была немного смущена, но больше — польщена. Они с Богданом улыбнулись друг другу, он словно говорил: «Вот такая болтушка наша Ольга!»

Хозяйка поспешила на кухню со словами, что ей нужно кое-что сделать. Катарина предложила помощь, но Ольга замахала руками: ни за что!

— Выпьешь чего-нибудь? Вино, домашний лимонад, кофе?

— Если можно, лимонад.

Богдан занялся напитками, а Катарина рассматривала дом, который оказался внутри столь же хорош, как и снаружи: ничего пафосного, кричащего, никакой бьющей в глаза роскоши и перегруженности мебелью или элементами декора.

Практичная простота и функциональность, однако понятно, что один лишь журнальный столик стоит дороже, чем все содержимое съемной квартиры Катарины.

Они вошли в просторное помещение, объединяющее гостиную и столовую. Все здесь — от плитки на полу и штор до обивки кресел — было оформлено в морских тонах: синих, белых, голубых, призванных визуально создавать прохладу, смягчать жаркие солнечные лучи.

— Великолепный дом, — проговорила Катарина, чуть не ляпнув, что хотела бы жить в таком, но вовремя прикусив язык.

Стол был сервирован к обеду — льняные салфетки, серебро, хрусталь, свечи в изысканных подсвечниках. Катарина почувствовала себя замарашкой на приеме в королевском дворце и немедленно разозлилась: откуда это чувство собственной неполноценности?

Она увидела полотна на стенах и сразу поняла, что они принадлежат кисти Богдана. Приблизилась к каждой картине, внимательно разглядывая их, и пришла к тому же выводу, что и ранее, увидев художника за работой.

— Ты невероятный мастер, — тихо сказала Катарина. — На твои произведения хочется смотреть бесконечно. Когда вижу картины, которые кажутся мне подлинно талантливыми, слышу гениальные стихи или музыку, у меня внутри все сжимается, появляется что-то вроде покалывания, накатывает, сложно объяснить… — Она обернулась к Богдану. — Вот как сейчас.

В глазах его Катарина прочла радость и облегчение. Неужели сомневается в силе своего дара? Впрочем, многие одаренные люди таковы.

— Я рад, что они тебе нравятся.

— «Нравятся» — слабое слово.