Бриллиантовый крест медвежатника

Публика ахнула. Какая-то женщина издала истошный крик, а затем послышался глухой удар. Очевидно, она упала в обморок и бревном свалилась на пол. Зал разом загудел. Савелий, до того только ошарашенно моргающий глазами, выхватил свой неизменный «бульдог», который и на сей раз взял на всякий случай с собой, вскочил с места и бросился к сцене. И тут включился свет. На пятачке импровизированной сцены с растерянным видом стояла целехонькая Лизавета, а рядом с ней широко улыбался великий и непревзойденный Гарольдини. Савелий облегченно выдохнул и вернулся на свое место. Шум в гостиной прекратился, а затем публика взорвалась аплодисментами. Магик кланялся и указывал на Лизавету, как бы говоря, что свой успех, дескать, он делит с этой дамой поровну.

Представление закончилось, и пассажиры, благодаря Афинодора Далматовича за доставленное удовольствие и полученную встряску, стали расходиться по своим каютам. Недовольна была только пожилая дама, хлопнувшаяся в обморок, ибо больно ударилась об пол коленкой и теперь она у нее болела.

— А ты чего вскочил-то? — улыбаясь, спросила Елизавета, когда они вернулись к себе. — За меня беспокоился? Думал, он взаправду меня проткнул шпагой насквозь?

— Это было так неожиданно, — ответил Савелий, стараясь незаметно для Лизаветы убедиться, что в ее теле нет дырки. Дырки не было, и платье было совершенно цело. — Все произошло как-то само собой.

— А вот я поначалу совсем не была уверена, что этот Гарольдини действительно не проткнул меня шпагой, — сказала Лизавета. — Как раз наоборот. У меня было такое ощущение, словно что-то острое и холодное все же пронзило меня. Голова закружилась, и я бы упала, не поддержи он меня. Но это, верно, от порошка.

— Какого порошка? — насторожился Савелий.

— Когда Гарольдини делал надо мной свои магические пассы, он рассыпал прямо перед моим лицом щепоть белого порошка. И я сразу почувствовала слабость. А потом все прошло.

— Понятно, — усмехнулся Савелий, помогая Лизавете снять платье. — А этот магик, однако, большой шельмец.

Елизавета сняла лиф и нижнюю юбку, оставшись в шелковых кружевных штанишках с рюшами и оборочками.

— Ты раздевайся и ложись, я быстро, — сказала она и пошла в ванную. Там она скинула штанишки и придирчиво оглядела свою фигуру в зеркале. Не найдя изъянов — хороша, несомненно, хороша, — она отвернулась. Руки привычным жестом потянулись к небольшим, аккуратно вылепленным ушкам, чтобы снять серьги, но пальцы наткнулись лишь на холодноватые мочки. Елизавета снова повернулась к зеркалу и всмотрелась в свое лицо. Большие бриллиантовые серьги, купленные Савелием на ее двадцатипятилетие в ювелирной лавке на Кузнецком, исчезли.

Глава 6 ШЕЛЬМЕЦ С ХИТРОВКИ

— Их нет нигде, — подошла Елизавета к Савелию, шарившему рукой под ломберным столом. — Как корова языком слизала.

— На сцене смотрела? Под занавесями, оконными портьерами?

— Да смотрела, нет их там.

Савелий выпрямился.

— Черт возьми, куда же они могли подеваться? Может, сперли?

— Кто? Когда? — бровки Лизаветы взлетели вверх, как маленькие полумесяцы.

— Ты не помнишь, кто за тобой сидел? Не мог он снять серьги, когда потушили свет в гостиной?

— Не мог, — отрезала Лизавета.

— Почему? — спросил Савелий, припоминая весь ход представления в гостиной.

— Потому что за мной никто не сидел, стул был пустой.

— Ты уверена?

— Уверена! — притопнула ножкой Елизавета.

— Ну, тогда это артисты, — резюмировал Савелий. — Скорее всего, сам Гарольдини. Сыпанул перед тобой какого-то дурманящего порошку, ты поплыла, а когда на сцене, после того, как он тебя будто бы проткнул шпагой, погас свет, преспокойно снял с тебя сережки…. Идем.

— Куда?

— Во второй класс, к артистам.

— А какая у них каюта?

— Сейчас узнаем у приват-доцента.

Напольные часы в гостиной пробили половину первого ночи.

— А не поздно ли? — усомнилась Лизавета.

— Поздно, — согласился Савелий. — Но будет совсем поздно, когда, проснувшись завтра утром, мы узнаем, что эта парочка сошла с парохода в Покрове или Собинке.

— Да, ты прав, — согласилась Лиза. — Идем.

Приват-доцент еще не ложился и открыл им сразу. Он, очевидно, тяготился одиночеством и заметно обрадовался поздним визитерам.

— Проходите, проходите, — засуетился он. — У меня есть бутылочка «Шато».

— Нет, благодарствуйте, господин Дорофеев, — отказался от приглашения Савелий. — Мы просто хотели узнать номер каюты маэстро Гарольдини.

— Пожалуйста. Они едут вторым классом в нумере восемнадцатом.

— Спасибо, — тепло глянула на приват-доцента Лизавета. — Вы нам очень помогли.

* * *

— Прелесть моя, сладкая моя, — прикрыв глаза, бормотал на чистом русском языке великий и неповторимый.

Он лежал на кровати совершенно голый, а по нему ерзала причинными местами, тихо постанывая, тоже совершенно нагая Карменцита.