Бриллиантовый крест медвежатника

— И то, и другое, и третье, — терпеливо отвечал Савелий, считая, что Лизаветой овладел очередной бабий каприз. — Разве нам с тобой плохо?

— Нам хорошо. Но я устала от этой неопределенности. От постоянного ожидания твоего ареста. От этой твоей «работы».

— Эта, как ты называешь, моя работа дает нам средства к существованию. Весьма не бедного, надо сказать.

— Вот именно. Деньги у нас есть, есть золото, камушки, жемчуг. Почему бы тебе не остановиться на этом? Ты богат, ты победил. Ты победил их всех с их департаментами, управами, прокурорами, сыщиками и филерами. Что тебе еще надо?

Она волновалась и курила одну папиросу за другой.

— Ты много куришь, мне это не нравится, — сдержанно заметил Савелий. — И тебе это не идет.

Елизавета нервически потушила папиросу и продолжала все тем же взволнованным голосом:

— Мы можем где угодно купить дом, усадьбу, имение и просто жить, красиво и беззаботно. А хочешь, давай вернемся в Париж. Кажется, он тебе понравился.

Она замолчала и выжидающе посмотрела на него.

— А с кем ты собираешься жить? — неожиданно спросил Савелий, неотрывно глядя ей в глаза.

— Ты до сих пор этого не понял? С тобой, с кем же еще, — фыркнула Лиза. — Я уже не смогу без тебя.

— Вот он я, — жестко ткнул кулаком себя в грудь Савелий. — А в той уютной и спокойной усадебке я буду уже НЕ Я, а некто другой, совсем не тот, которого ты когда-то полюбила и, надеюсь, любишь теперь. Мне нужны в жизни риск, азарт, ощущение опасности; мне нужно всякий раз подтверждение того, что я — лучший в своем деле.

Он нежно посмотрел на Лизу и погладил ее по щеке ладонью.

— А без этого дела я просто зачахну.

— Да ты даже не пробовал… — не на шутку обиделась Лиза.

— А мне незачем пробовать, — ответил он. — Я просто знаю.

И она ушла. А через два месяца он увидел ее в Париже, в небольшом ресторанчике на берегу Сены.

Она была не одна, но все же подошла к столику Савелия.

— Здравствуй.

— Здравствуй. Никогда не думал, что ты любишь Европу, — буркнул он, стараясь не глядеть на нее.

Они немного поговорили, и Лизавета вернулась к своему спутнику. Скажи ей Савелий «пойдем со мной», и она, не раздумывая, бросилась бы к нему в объятия и пошла бы с ним куда угодно. Но Савелий молчал и глядел мимо.

Второй раз они встретились в поезде Москва — Санкт-Петербург. В купе Савелия робко постучали, и после его «открыто!» вошла… Лизавета.

— Привет, — сказала она так, будто они расстались всего несколько часов назад.

— Привет, — ответил Савелий, тоже, как могло показаться, ничуть не удивившийся этому ее появлению.

— К тебе можно?

— Входи, — разрешил Савелий сорвавшимся голосом.

Лиза вошла и… осталась. А полгода назад они обвенчались в приходской церкви Тихвинской Божией Матери.

Настоял на этом уже Савелий.

* * *

Когда Савелий и подполковник Прогнаевский, не пожелав присоединиться к играющим, прошли на палубу, Елизавета осталась в гостиной и пополнила ряды зрителей, наблюдающих за игрой. Однако слова «лоб», «соник», «плие» ничего ей не говорили, и она решила спросить об этом у Афинодора Далматовича, только что покинувшего игровой стол с расстроенным видом.

— Семьдесят рублей коту под хвост, — сокрушался он, краснея полными щечками. — Ну это ж надо, а?

— Не сокрушайтесь так, господин Дорофеев, — тронула его за рукав Лизавета. — Ведь могло быть и хуже.

— Что может быть хуже бездарно потраченных денег? — вскинул на нее круглые глазки Афинодор Далматович. — Ведь сколько раз давал себе зарок не садиться за карточный стол, да нет же, все сажусь и сажусь, старый осел.

— Скажите, Афинодор Далматович, что такое «лоб»?

— Верхняя часть головы, — машинально ответил Дорофеев.

— Да нет, что такое «лоб» в этой карточной игре?

— Верхняя карта в колоде банкира, — ответил бывший депутат Государственной думы.

— А «соник»?

— Следующая за «лбом» карта.

— Господин Дорофеев, дорогой, сделайте милость, объясните мне правила игры в этот банк, — взмолилась Лизавета.

— Зачем же вам это знать? — удивился Дорофеев.

— А может, я сыграть захочу…. Когда-нибудь.

— Помилуйте, голубушка, банк — игра для мужчин.

— Ну Афинодор Далматович, ну миленький, — капризно надула губки Лиза, — вам что, трудно?

— Ну, не трудно, — замялся Дорофеев. — Только к чему вам это?

— Давайте, давайте, говорите, — нетерпеливо сказала Лиза.

— Извольте, — сдался Дорофеев. — Итак, при игре в банк игроки делятся на банкомета и понтеров. У каждого из них перед началом игры своя колода карт. Допустим, вы понтер. Из своей колоды вы выбираете карту и кладете ее рубашкой кверху, никому не показывая. Затем подрезаете колоду банкира…

— Что значит — подрезаете? — перебила его Лизавета.

— Ну… Вы в дурачка умеете играть? — не нашелся ничего ответить Афинодор Далматович.

— Умею, — кивнула головой Лизавета.

— После тасования карт раздатчиком что идет далее?

— Кто-нибудь из игроков снимает колоду, то есть делит ее на две части, и верхняя часть кладется вниз колоды, а нижняя — вверх.