Бриллиантовый маятник

Психиатры признавали полную вменяемость Екатерины Семёновой, утверждали, что в момент совершения преступления она находилась в здравом уме и рассудке, была способна отдавать отчет в своих действиях и контролировать их. Это заключение экспертизы делало обвиняемую подсудной. На последних официальных допросах 11 и 23 мая 1884 г. Семёнова еще раз твердо отказалась от своего повинного заявления и всех признаний, сделанных прошлой осенью.

Окончательная версия событий в ее изложении, сводилась теперь к следующему: убийство Сарры Беккер было совершено Иваном Мироновичем по неизвестной ей причине; сама она, став невольной свидетельницей преступления, получила от него за свое молчание деньги и некоторые ценные вещи, которые Миронович своими руками извлёк из застеклённой витрины. В дальнейшем эти вещи Семёнова, якобы, передала Безаку, не объясняя их происхождение.

Миронович, Семёнова и Безак должны были предстать перед судом с участием присяжных заседателей. Заслушивание трёх дел на одном процессе объективно было на руку обвинению, потому что при любом исходе слушаний — даже самом неблагоприятном для обвинения! — кто — то из этой троицы, скорее всего, всё же был бы осуждён. Адвокатам, дабы отвести обвинение от своего подзащитного, вольно или невольно пришлось бы «топить» другого обвиняемого, помогая тем самым обвинительной стороне. Уже до суда в некоторых газетных публикациях стала высказываться та точка зрения, что в подобных процессах, объединяющих нескольких обвиняемых одновременно, эти самые обвиняемые остаются без должной защиты. А это обстоятельство могло пагубно исказить сам принцип состязательности сторон в суде с участием присяжных заседателей. Раздавались предложения о раздельном рассмотрении дел Мироновича и Семёновой — Безака, ведь трое обвиняемые не были связаны ни общностью преступного умысла, ни уговором о совместных действиях, ни разделением функций в процессе совершения убийства, а значит, не являлись бандой; однако, подобное разделение было не в интересах прокуратуры ит потому не состоялось.

Прошло лето, такое быстротечное в холодном петербургском климате. Особенность бюрократической системы Российской Империи заключалась в том, что в летние месяцы активность самых различных сфер административного аппарата замирала и оживлялась вновь только с приходом осенних холодов. Чиновники всех мастей возвращались в Петербург со своими семействами; кто — то из собственных имений, кто — то с пригородных дач, кто — то из — за рубежа. В министерствах и ведомствах начиналось привычное коловращение, циркуляция идей, реанимация невыполненных планов и буйство административных порывов. В один из октябрьских неприкаянных дней 1884 г. Алексей Иванович Шумилов, проезжая мимо дома N 57 на Невском проспекте, обратил внимание на то, что яркая вывеска «Касса ссуд. Миронович И.И.» которую, бывало, видно было издалека, исчезла со своего места. Он дщо такой степени заинтересовался этим обстоятельством, что слез с извозчика и завернул в подворотню. Во дворе было пусто и мрачно. Алексей Иванович по старой памяти заглянул в дворницкую. Там у окна, выходившем во двор, на низеньком табурете, склонив голову к колениям, сидел знакомый Шумилову дворник Анисим Щеткин. Он, орудуя шилом, латал большие валенки.

— Анисим, — позвал его Алексей, — здравстуй братец, помнишь меня?

— Конечно, — весомо отозвался дворник. — Вы — репортёр. А ещё Вы бывали у нас с полицией в прошлом годе, в кассу ссуд поднимались…

— Да, было дело. Моя фамилия Шумилов. — Алексей решил не напоминать дворнику, что некогда представлялся «Эразмом Иноземцевым», — А скажи — ка, Анисим, а кто снял вывеску кассы Мироновича с проспекта?

— Дык, я же и снял. Приказ такой вышел от Ивана Иваныча, вот и снял.

— Вот те раз! А когда же это он тебе приказал?

— Да как во второй раз его «взяли», так и приказал. Вернее, через жёнку свою передал.

— Понятно. А как думаешь, за дело его «взяли»?

— Да кто ж это знает — то? Хотя жаль человека… Хороший был хозяин… Когда касса ссуд работала, народу много ходило, нам, дворникам, иной раз что — нибудь перепадало: колитку откроешь — пятак, ворота — гривенник, на вопрос ответишь, объяснишь что — либо — копейкой отблагодарят… Но видать, осерчал на нас господин Миронович. — со вздохом заключил Щёткин.

— За что же ему на вас обижаться? — полюбопытствовал Шумилов.

— Да хоть бы за то, что пьянствовали тогда и ворота не заперли, или за то, что полиции при осмотре помогали. Он мог подумать, что мы полиции испугались и напраслину на него возвели…

— Постой — ка, ты говоришь, полиции помогали при осмотре? — заинтересовался Шумилов.

— Ну, конечно. Я с Лихачевым и Авдотьей убитую обнаружил, нам же потом полиция велела прихожую осмотреть и комнату Сарры. Сами — то господа полицейские место убийства осматривали и кассу, потом стали хозяина допрашивать, потом папашу сарриного, Беккера…

— Погоди, так что, выходит прихожую полицейские сами НЕ осматривали?