Бриллиантовый маятник

Из адвокатов первым к перекрёстному допросу Сорокину приступил Карабчевский. Он справедливо указал на то, что преступление не могло совершаться насильником и не протекало так, как его изобразил Сорокин, исходя из довольно простого соображения: пятна крови Сарры на обивке кресла и лежавшем на нем покрывале полнотью совпадали. Если бы кресло действительно служило ареной борьбы Сарры Беккер с Мироновичем, чехол, наброшенный на кресло, неизбежно сместился бы и смялся. Но поскольку этого нет, то налицо полное соответствие картине убийства, воссозданной при допросе Семеновой в конце сентября 1883 г. (т. е. нападение началось с удара гимнастической гирей в прихожей и только потом последовал перенос находившейся в бессознательном состоянии девочки в кресло; уже там истекавшая кровью Сарра была задушена платком).

Далее Карабчевский указал на вздорность рассуждений Сорокина о том, что малое количество крови на месте происшествия свидетельствует о первоначальном душении Сарры и последующем нанесении нескольких ударов по голове. Сорокин признал, что не присутствовал при осмотре ссудной кассы Мироновича во время составления официального протокола осмотра места происшествия, а потому он не мог делать заключений об обильном, либо напротив — слабом истечении крови из ран. Протокол же вскрытия тела погибшей, составленный доктором Горским, не давал исчерпывающего ответа на вопрос о величине кровопотери девочки. В силу этого все логические изыски Сорокина мало чего стоили; если выражаться точнее и строже — он не имел права говорить так, как говорил в суде.

Обвинитель, выведенный из себя жёсткими формулировками Карабчевского, обратился к председательствующему судье с просьбой «остановить защитника».

После того, как Карабчевский уступил место прочим защитникам, вышел ещё один весьма красноречивый казус. Защитник Семеновой присяжный поверенный с самым простодушным видом задал вопрос:

— Как вы считаете, г — н профессор, могла ли моя подзащитная, — он указал рукой на Семёнову, — осуществить убийство в тех условиях и при той обстановке, какие заключаются в подробном описании Семёновой после признания, что она — убийца?

Вопрос был коварным, как говорится, «с подкладкой» и Шумилов это сразу же почувствовал. «Это ловушка или провокация», — подумал он. Было очевидно, что Сорокин как эксперт — патолог мог говорить только о результатах анатомического исследования тела Сарры Беккер. Анализ показаний Семёновой (да еще таких запутанных и неоднократно измененных!) никак не мог входить в его компетенцию. Строго говоря, эти показания ему даже не должны были быть известны. Поскольку вопрос присяжного поверенного выходил за рамки экспертизы, Сорокину, отвечая на него, следовало воздержаться от каких — либо конкретных заявлений. Но признать, что он чего — то не знает было явно выше сил велеречивого профессора. Он, видимо, так увлекся ролью «изобличителя насильника — убийцы», что не почувствовал подвоха и безапелляционно заявил:

— Твердо убеждён в том, что по своим физическим качествам и бессилию, в каком Семёнова находилась в то время, она не годилась в убийцы и не могла совершить преступления даже над таким слабосильным существом, как Сарра Беккер.

— Па — азвольте, — подскочил со своего места Карабчевский, — Протестую против бездоказательных заявлений эксперта! Прошу занести в протокол, что в деле не содержится никаких указаний на истощенность Семёновой или её выраженную болезненность в момент совершения преступления. И Вы, профессор, насколько я знаю, никогда не обследовали Семёнову…

Тут — то всем присутствующим стало ясно, какую грубейшую ошибку совершил эксперт, смело взявшийся оценивать состояние здоровья человека даже не взглянув толком на него… Воистину, имеющий уши — да пусть услышит!

Шумилов потирал от удовольствия руки. Карабчевский был очень хорош, просто блистателен, спуску противнику не давал, использовал любой шанс для его дискредитации. Он демонстрировал то, что неофициально называется «жёсткой защитой». И делал это прекрасно.

Перекрёстным допросом Сорокина закончилось вечернее заседание. Был объявлен перерыв до следующего утра.