— Я не сказала? Безак, Михаил Михайлович Безак. Он был урядником, когда мы познакомились. Молодой, красивый, в синем мундире, сапоги до блеска начищены… Это уже потом, через два месяца, его вывели из штата, а тогда… Его во всех ресторациях уважали и кланялись. Он мне пальто подарил с лисой и ожерелье жемчуговое. Правда, потом все это пришлось заложить… Вы знаете, он моложе меня на 4 года, но куда как умнее, и жизнь знает лучше, чем я… — Внезапно она замолчала, ее лицо опять ожесточилось, на переносице собралась глубокая вертикальная складка: — А скажите, вы его найдете? Да, обязательно найдите и накажите его! накажите! — глаза ее недобро прищурились.
— Безак… Безак… Сенатор был такой во времена Государя Николая Павловича.
— Да — да, — закивала Семёнова, — Это его дед.
Алексей Иванович понимал, что нельзя Семёнову оставлять здесь одну — чего доброго опять исчезнет, нужно было срочно перевезти её в город и для начала показать Карабчевскому. А дальше, без сомнений, ей прямая дорога в полицию. Каким образом это лучше сделать — предстояло еще обдумать. А пока же он поднялся с поваленного дерева и приказал:
— Екатерина Николаевна, сейчас Вы соберёте свои вещи и проследуете со мной.
«Что ж, — размышлял Алексей Иванович, сидя в коляске извозчика подле молчаливой Семеновой, — задача с честью выполнена. Но какова дамочка! — такая хрупкая и беззащитная на вид бестрепетно расправилась с ребёнком! Ради денег. И все эти россказни о великой любви, все эти рассуждения… Пакость!» По дороге в Петербург Солнце светило прямо в лицо, даря этими осенними лучами последнее тепло. Екатерина спустила на плечи черный платок, прикрывавший до сих пор ее голову, и Шумилов увидел, что волосы у неё стриженые, совсем короткие. Перехватив его изумленный взгляд, она пояснила: «Тиф. Весь июнь провалялась в Александровской больнице.»
Столицу уже мягко укутал тёплый вечер, когда старенькая извозчичья пролетка въехала на Малую Садовую и подкатила к подъезду, в котором находилась контора Карабчевского. Шумилов помог даме сойти с подножки и они вошли в услужливо распахнутые пожилым швейцаром двери. Во взгляде Семёновой отразилось недоумение, когда на двери она увидела начищенную латунную табличку с указанием фамилии владельца конторы и его звания; впрочем, женщина никак не успела отреагировать на увиденное — Шумилов ввёл её внутрь и встал в дверях. От движения двери звякнул колокольчик и в прихожей появился помощник Карабчевского, тот самый субтильный юноша, что несколько дней назад принёс Шумилову записку от присяжного поверенного.
— Николай Платонович у себя? — спросил его Алексей Иванович. В эту минуту он несколько тревожился: не окажись адвоката на месте, ему самому пришлось бы решать проблему, куда пристроить Семёнову. Отпускать дамочку было нельзя, отправить в полицию — преждевременно, удерживать силой — противозаконно. К счастью, Карабчевский оказался на месте.
Адвокат появился в прихожей через минуту. Увидев парочку, он бросил на Шумилова острый многозначительный взгляд, но ничего не сказал, только жестом пригласил их пройти следом и плотно прикрыл дверь кабинета.
— Вот, Николай Платонович, познакомьтесь: Семенова Екатерина Николаевна. Героиня нашего грустного романа…
— Карабчевский Николай Платонович, — представился даме адвокат. — Располагайтесь. Хотите кофею, коньяк? Может быть, вы голодны? (Семёнова молча кивнула) Сейчас я распоряжусь, — встав на пороге кабинета, он подозвал помощника, протянул ему купюру, — Дмитрий, быстренько на угол, закажи мясо, соку, фруктовый десерт, к чаю пирога, хотя бы с черникой, любого, затем в дворницкую, распорядись насчёт самовара, пусть всё несут сюда. Быстро, одна нога здесь, другая — там, меня ни для кого нет, ко мне никого не пускать, дверь — на замок..!
Семёнова держалась совершенно безучастно. Она сидела в предложенном ей кресле, закинув ногу на ногу, первую рюмку коньяку опрокинула залпом, как водку, а вторую принялась тянуть, наслаждаясь вкусом. Коньяк у Карабчевского и правда был хорош, Шумилов пил его мелкими глотками и чувствовал, что тает. Карабчевский сел напротив Семёновой, прямо глаза в глаза; он выжидал, наблюдая за действием спиртного. Шумилов обратил внимание на то, что Карабчевский, подлив коньяк, бутылку поставил на пол подле своего кресла. Предусмотрительность была нелишней. Карабчевский безадресно задал несколько общих вопросов: как доехали? как погода? Шумилов кратко ответил. По мере того, как выпитое спиртное стало оказывать своё действие, черты лица Семёновой неуловимо помягчели, бледные щеки порозовели, и она прервала своё наконец молчание, обратившись к Шумилову:
— Я думала, вы меня везете в тюрьму.
— Не надо туда спешить, Екатерина Николаевна, — вместо него ответил Карабчевский. — Для начала расскажите — ка всё нам.
Она вздохнула и начала равнодушно рассказывать свою историю.