Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало

А может, потому, что Феденька упорно не желает устраиваться на работу? Все ходит на какие-то собеседования… Ей уже надоело делать вид, что она в них верит.

Женя медленно, но верно опускается, превращаясь в жалкое подобие человека. И это ее защита от окружающего мира! Только Стаська уродилась бойцом, но дочь настолько беспощадна в своей жизненной хватке, что родителей, от которых нет никакого прока, воспринимает как ненужный балласт.

Поторопить Стаську? Все последнее время, что они жили на деньги дочери, Альбина Яковлевна заставляла себя говорить с ней подобострастно-униженным тоном. Никто не догадывается, чего это ей стоит. Внутри начала завиваться кольцами стальная пружина, и каждое новое унижение означало еще одно кольцо в этой опасной спирали. Вот только места в душе может не хватить. Тогда пружина выйдет из под контроля, распрямится, разорвет ее грудь и вырвется наружу. И что тогда произойдет — одному богу ведомо.

Два месяца…

Надо сказать. Стаська будет недовольна, но она должна знать. В конце концов, она — единственный человек, который может сотворить чудо и исправить ситуацию. Вот только как она это сделает, лучше не спрашивать.

Альбина Яковлевна решительно развернулась, задернула занавеску и направилась в комнату дочери. Постояла у двери, прислушиваясь. Тихо. Она осторожно поскреблась в дверь и приоткрыла ее.

Стаська лежала на диване, закрыв глаза. На голове — наушники, под рукой аудиоплеер. Альбина Яковлевна почти на цыпочках подошла к дивану, раздумывая, как бы не напугать дочь.

Тень упала на лицо девушки, и та немедленно открыла глаза, в которых не было никакого страха. Только спокойное любопытство.

«Напугаешь такую», — подумала мать и знаками попросила: сними наушники.

Стаська с неохотой присела на диване и поднесла руки к голове. Стащила наушники, повертела их в руках…

— Ну? — спросила она недовольно.

Альбина Яковлевна стиснула пальцы, ощутив, как в спирали прибавилось еще одно кольцо, и в груди стало совсем тесно. Места почти нет.

— Отец просил передать, что через два месяца дело пойдет в суд, и у нас заберут квартиру. Если деньги не вернем, — уточнила она бесстрастным тоном. В принципе, ей так все надоело, что отчаяние начало сменяться тупым безразличием.

И пошла к двери, не дожидаясь ответа.

— Мама!

Альбина Яковлевна обернулась.

— А этой квартиры достаточно, чтобы погасить долг? — быстро спросила Стаська.

— Не знаю, — ответила мать безразлично.

— Значит, если не хватит, они заберут мою тоже? — уточнила Стаська с тихим бешенством.

Вот, что ее волнует! Конечно, можно было догадаться…

— Все возможно, Стася, — ответила Альбина Яковлевна. А ведь и правда, могут забрать! Значит, ты с нами в одной лодке, девочка моя…

— Черт бы его побрал, козла старого, — отчетливо выругалась дочь, снова нацепила наушники и упала на диван. Аудиенция окончена.

Альбина Яковлевна тихо вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Что ж, вполне вероятно, что теперь, когда затронуты не абстрактно-родственные, а прямые личные интересы дочери, она начнет двигаться активней. Иначе и сама без крыши над головой останется.

Альбина Яковлевна вернулась на кухню и начала убирать со стола. Привычные домашние хлопоты успокоили натянутые нервы и, ставя на место вымытую посуду, она даже подумала: не пойти ли переговорить с Феденькой по поводу работы? Конечно, такие разговоры ей дорого стоят, но сын должен понимать, что его ждет, если родители больше не смогут его содержать.

— Мама!

— Ой!

Альбина Яковлевна чуть не выронила из рук чашку, так бесшумно подкралась к ней дочь.

— Да не пугайся ты заранее! — поморщившись, сказала Стаська. И велела:

— Отца позови. Я хочу с вами поговорить.

— А Федя? — испуганно спросила мать.

— А Федя пускай посидит в детской. Потом сама ему все растолкуешь. В перерывах между агуканьем.

И дочь уселась за стол. Разложила на нем красивые холеные руки и холодно уставилась на мать.

— Я жду, — напомнила она.

Альбина Яковлевна метнулась в глубину просторной квартиры. Без стука влетела в спальню, затрясла мужа, лежавшего на кровати.

— Быстрей! Иди на кухню!

— Зачем? — спросил тот, не вставая.

— Стаська велела! Быстрее, она ждет!

И так же бегом вернулась обратно. Села напротив дочери и впилась взглядом ей в лицо, пытаясь понять, что же их ждет… Казнить, нельзя помиловать… Или казнить нельзя, помиловать?

Торопливо вошел муж, как всегда прячущий глаза. Сел на стул и замер, ожидая, что скажет дочь.

— Значит, так, — сразу взяла быка за рога Стаська. — Я хочу, чтобы мы совершили родственный обмен. Завтра принесу договор, вы его подпишите. Мою квартиру в Медведково меняем на вашу. Я прописываюсь здесь, вы втроем — там. Жить пока будете здесь. Потом посмотрим.

— Это ничего не даст, — сразу ответил Евгений Павлович. — Та квартира не покроет и третьей части долга.

— Неважно, — нетерпеливо ответила Стаська. — Забрать мою квартиру твои кредиторы не смогут по закону.

— Заберут не по закону, — ответил отец и пожал плечами. — Не будь наивной…