Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало

— Пока назад не попрошу, — ответил Андрей. Поколебался и договорил:

— Можете открыть, если… Если со мной что-то случится. Поняла?

— Ничего я не поняла, — ответила Валька не то гневно, не то испуганно. — Что с тобой может случиться? Кирпич на голову упадет?

— «Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не падает», — процитировал Андрей, и Валька снова удивилась.

Булгаков? Этот тип читает Булгакова?

— «Вам он ни в коем случае не угрожает», — невольно вовлекаясь в игру, продолжила она цитату. — «Вы умрете совершенно другой смертью».

Андрей застыл напротив нее с курткой в руках.

— «Может, вы знаете, какой именно, и скажете мне?», — спросил он тихо.

Валька очнулась. Игра перестала казаться забавной.

— Господи, что мы несем!

Она с досадой ткнула Андрея кулаком в плечо.

— Идиот! Разве можно такое говорить? Живи долго и счастливо!

— Я смотрю, общение с Арсеном сказывается на тебе положительно, — ответил он, даже не заметив толчка. — Совсем недавно ты спала и видела меня в гробу в белых тапочках. А еще лучше босиком. Как и все остальные родственнички.

Валька не нашлась, что ответить, но тут лицо гостя неожиданно смягчилось и стало мирным.

— Спасибо, что накормила, — сказал он. — И полечила.

— На здоровье.

— Привет Арсену.

— Обязательно.

Андрей повернулся к ней спиной, открыл дверь и вышел на площадку.

— Так я не поняла, что ты хотел сказать? — спросила вдруг Валька. — Что-то, касающееся бабушки?

Гость обернулся и несколько раз в нерешительности переступил с ноги на ногу. Но тут раскрылись двери лифта, и на площадку высыпали соседские дети в сопровождении своих родителей. Андрей посторонился, пропуская. И, пока Валька здоровалась с бодрой соседской командой, он под шумок шагнул в кабину.

Двери закрылись, лифт поехал вниз, и разговор остался незавершенным.

А жаль.

— Повтори, не слышу! — взывала Екатерина Дмитриевна к мужу в телефонную трубку.

— Я говорю, через неделю буду дома! — закричал тот в ответ, но голос звучал не раздраженно, а весело. — Заеду в Брюссель, куплю сувениры… Что тебе привезти, Катя?

— Себя, — тихо ответила жена.

— Не слышу! Громче!

Екатерина Дмитриевна откашлялась.

— Привези мне пару альбомов для работы, — громко ответила она, прижав губы к звуковой мембране.

— Каких?

— Поновее. Для дома, квартиры и офиса. Желательно, в разных стилях.

— Хорошо. Как Дмитрий?

— Я его почти не вижу.

— Почему?

— Он теперь в своей школе почти круглосуточно пропадает, — с досадой ответила Екатерина Дмитриевна. — Организовал там какой-то дискуссионный клуб… Ученики в восторге.

— Ясно, — сказал муж безо всякого энтузиазма в голосе.

— А как у тебя дела? — спросила Екатерина Дмитриевна с подтекстом.

— Великолепно!

— Что-о? — не поверила она.

— Я говорю, великолепно! — весело заорал муж, неправильно истолковав ее удивление. — Дома расскажу! Все, Катя, время вышло… До встречи!

— До встречи.

Екатерина Дмитриевна медленно положила трубку на место и застыла над телефоном в раздумье.

У нее были серьезные сомнения относительно успеха предприятия, затеянного мужем. Она даже считала это авантюрой, но благоразумно удержала свое мнение при себе. Правильно сделала. Потому что муж в очередной раз доказал ей, что он «лучше знает».

Это была удобная и обтекаемая формула, с помощью которой легко оправдывалось нерациональное, иногда мучительное чувство любви, все еще терзавшее ее, несмотря на почти тридцать лет брака. Любви, которой она втайне стыдилась, которую тщательно скрывала от всех: окружающих, сына, мужа и даже самой себя. Поэтому и потребовалось ей это удобное оправдание вечной готовности подчиняться мужчине, который подчинения вовсе не требовал. Сергею казалось, что они вполне гармонично обходятся разумными доводами. И только Екатерина Дмитриевна знала, что муж обязательно выиграет любой спор с ней еще до того, как откроет рот.

Она подозревала, что подобную зависимость муж воспримет не иначе, как глупую слабость, и проникнется к ней только легким презрением, которым проникаются к собаке, падающей на спину, задрав лапы, и с готовностью подставляющей под удар беззащитный живот. Поэтому она позволяла себе спорить с мужем, приводить собственные резоны, прекрасно понимая, насколько они формальны. И, озабоченно сдвинув брови, выслушивала контрдоводы. С легким нежеланием признавала их более разумными и принимала как программу действий.

Потому что Сергей «лучше знает».

Вот и сейчас муж доказал ей правоту этого нехитрого постулата. Если он говорит «великолепно», значит, дела обстоят еще лучше, потому что есть у Сергея осторожная привычка преуменьшать хорошие новости и преувеличивать дурные.

Екатерина Дмитриевна подняла глаза и внимательно осмотрела свое отражение в зеркале, висящем над телефоном. Свет мой, зеркальце, скажи…

«Хороша», — откликнулась бесстрастная глубина зазеркалья.