По стране бродило несметное множество лихих людей: уголовники, выпущенные декретом Временного правительства из тюрем, дезертиры, разорившиеся крестьяне, подавшиеся в город и не нашедшие там пристанища. Весь этот сброд сбивался в стаи, банды, «революционные отряды», «контрреволюционные отряды» и так далее. Названий было много, суть одна – грабежи и убийства. За годы войны и революции человеческая жизнь совершенно обесценилась. Убивали за деньги, драгоценности, еду и одежду, «большевистскую сволочь» и «контру». Поводов было – хоть отбавляй! Любая революция, как ее не назови, хоть Великая французская революция, хоть восстание сипаев, быстро срывает с человека тончайший слой десяти заповедей, усиленно внушаемых ему родителями, обществом, религией, охраняемый законом, городовым, шерифом, констеблем, и из-под этой весьма хрупкой маски вылезает его истинная натура. Почему не грабить, не воровать, если за это ничего не будет? Принцип: «Мое – мое и твое – мое» проявляет себя в периоды войн и революций как никогда лучше.
Петя между тем продолжал свой трагический рассказ. Несколько раз Корунов давал ему попить, обтирал лицо мокрым полотенцем, предлагал отдохнуть и продолжить завтра, но мальчик упорно тряс головой и продолжал говорить. «Может и лучше. Ему надо выговориться, не держать весь этот ужас в себе. Потом станет легче», – решил Сергей Георгиевич и продолжал внимательно слушать, изредка гладя ребенка по голове.
После смерти родителей, Петя попал в детский дом. Было и еще одно название у таких заведений «Детские дома для морально – дефективных детей». Ведала этим делом ЧК, одно название которой уже начало наводить ужас на обывателей. Методы воспитания и опеки в данных заведениях были соответствующие.
Колонии располагались в бывших усадьбах и монастырях. Петя попал туда зимой, в самые морозы. В комнатах не топили: не было дров. Жалкие запасы, сделанные летом, шли на отопление комнат начальства и воспитателей. Туда же уходила скудная еда, выделяемая воспитанникам. Но даже не это было самым тяжелым. Беспризорных отлавливали везде: на вокзалах, рынках, улицах, подвалах и чердаках. Это были не только дети, потерявшие родителей, но и малолетние бандиты, уже хорошо усвоившие законы воровской жизни. Некоторым из них было и больше восемнадцати, они успели побывать в бандах и специально занижали свой возраст, чтобы избежать расстрела за бандитизм. Их тоже отправляли в колонию «на перевоспитание», где они и устанавливали уголовную вольницу и свои порядки. Младших воспитанников нещадно избивали, отбирали жалкие крохи еды, которую выдавали детям, чтобы не умерли с голоду, заставляли воровать. Ворованное сдавали старшим. Ослушников снова били, проигрывали в карты. Именно поэтому Петя попался вчера на базаре. Он не умел и не хотел воровать, но голод и побои сделали свое дело. Начальство смотрело на все сквозь пальцы.
– Небось свою долю тоже имели, сволочи! – сквозь зубы прошипел Корунов.
Выдержка на минуту изменила ему, но он быстро взял себя в руки. Дослушав до конца жуткий рассказ, он прижал к себе мальчика, вытер ему лицо и сказал:
– Все, Петр. Теперь все позади. Ты будешь со мной и я сумею тебя защитить. Спокойной жизни я тебе не обещаю, возможно нам с тобой придется уехать из Москвы, но один ты не останешься и не в какую колонию больше не попадешь Сейчас отдыхай, набирайся сил, они тебе скоро понадобятся.
Полковник даже не предполагал, насколько скоро.
Глава 11
Опасаясь встречи с рыночной красоткой и не желая оставлять Петю одного, пока тот окончательно не оправится от пережитого, Сергей Георгиевич снова обратился к помощи дворничихи. Опять некоторое количество привычных и любимых домашних вещей превратилось в хлеб, картошку и папиросы.
Сумерки тихо вползали в комнату. Петя дремал на диване. Сергей Георгиевич докуривал очередную папиросу. «Ну так что, господин полковник? Ваше решение?» – разговор сам с собой он вел уже давно, временами ему казалось, что он сходит с ума.
Остаться – значит, вероятнее всего, угодить в ЧК и сгинуть, оставив Петю сиротой во второй раз. Он понимал, что повторного такого испытания мальчик не выдержит. Согласиться сотрудничать с большевиками – этого не выдержит сам полковник Корунов. Бежать на Дон – огромный риск, а с ребенком и вовсе безнадежное предприятие.
Сергей Георгиевич не заметил, как совсем стемнело. Тягостные размышления прервал осторожный стук в дверь. «Ну вот и все, опоздал… Петя опять в детдом…» – мелькнуло в голове.
Он рывком вскочил со стула. Петя проснулся. Стук повторился на этот раз громче.
– Это за мной? Я не хочу к ним…
– Тише, Петенька. Это не за тобой, ведь никто не знает, что ты у меня. Это, наверное, дворничиха. Я просил ее кое-что купить, – успокоил мальчика Корунов.
«Черный ход… нет не годиться… Наверняка они об этом позаботились. Что-то стук слишком тихий, может, действительно дворничиха? Надо проверить… – голова работала четко. – Ладно, в конце концов, все равно выбора нет. Петю жалко очень».
Он подошел к двери.
– Кто?
– Сергей Георгиевич! Откройте! Это я, Мищенко…