Бриллиантовый шепот

– Я тут должен кое-куда сходить, а за мамой надо приглядеть.

– Папа, скоро стемнеет, может, завтра?

– Нет, надо срочно, я обещал больного посмотреть.

Петя удивился, что это за больной, на которого надо смотреть всю ночь, но с отцом спорить он не привык. Лидия Петровна в разговоре не участвовала. Бельский заботливо помог жене одеться, проверил, хорошо ли укутался Петя, надел пальто и шапку, сделал шаг по направлению к двери и замер. Во дворе отчетливо заскрипела калитка, и раздались шаги. Павел Спиридонович выглянул в боковое окно и отпрянул. Жестом приказав Пете молчать, он мгновенно втянул их с Лидией Петровной обратно в комнату.

– Бери маму за руку и быстро выходите через приемную для больных во двор, да смотри, не скрипи задней калиткой.

– А ты, папа?

– Ступай, Петенька, береги маму! Я завтра приду за вами.

В дверь уже стучали. «Иду!» – крикнул Бельский, перекрестил жену и сына и подтолкнул их к двери, ведущей в медпункт. Петя схватил мать за руку, они тихонько прошли через приемную больнички и вышли из дома. Стараясь не скрипеть валенками по снегу, сын с матерью завернули за угол и благополучно выбрались на поселковую улицу. Пройдя немного по направлению к дому фельдшерицы, Петя внезапно остановился. Любопытство разбирало мальчишку. В кои веки в их мрачном доме происходит что-то интересное. Вечная отрешенность матери и озабоченность отца угнетали мальчишку, вынужденное безделье и отсутствие приятелей, оставшихся в Москве, заставляли уткнуться в книжки. За лето он прочитал уйму книг об индейцах, сыщиках и таинственных незнакомцах, бредил тайнами и готов был увидеть их в любом, даже менее значительном событии, чем внезапная отправка к тете Клаве.

– Мама, подожди меня пять минут, я забыл учебник.

– Хорошо, – равнодушно кивнула Лидия Петровна.

Петя вернулся к дому и благодаря наступающим сумеркам незаметно подобрался к окну столовой. Заглянув, он увидел отца и таинственного визитера. Пожал плечами: ничего особенного. Невысокого роста, худощавый человек, одет, как мастеровой. Ничего приметного не было и в лице. Лишь небольшой шрам на переносице в виде домика стягивал брови в одну линию, придавая его взгляду угрожающее выражение. Но Петя был сыном врача и даже за свою короткую жизнь успел навидаться всяких шрамов. «Наверное, это тот самый больной», – разочарованно подумал он.

– Ты, Михаил, зря пришел, – услышал Петя громкий голос отца, потихонечку отошел от окна и поспешил к матери.

До дома фельдшерицы добрались благополучно. Тетя Клава встретила их, как всегда, ворчанием, но постелила матери в горнице, а Петю отправила спать вместе со своими детьми. Засыпая, он слышал, как мать ходила по комнате из угла в угол, потом скрипнула дверь, стало опять интересно, но тут сон сморил его.

Глава 4

Николай, едва волоча ноги, подходил к своему дому. Теперь, после мытарств обратного пути в Москву, решение, принятое им в поезде, уже не казалось ему таким правильным. До сих пор Николай мало сталкивался с реальной жизнью. Он всегда был надежно огражден заботой и деньгами отца. Даже последние годы военных, а затем революционных потрясений не слишком изменили восприятие Зотова-младшего. Отец позаботится, даст денег, решит все проблемы. Впервые в жизни он понял, что такое принимать решение и отвечать за него. Урок оказался слишком тяжел для избалованного парня.

Зотов поднял голову и увидел в окнах кухни свет. «Неужели, Глаша вернулась? – радостно подумал он о кухарке, сбежавшей месяц назад с каким-то революционным матросом. – Сейчас она даст мне поесть, горячего чаю, ванну приготовит, постелет в кабинете отца – там теплее».

По лестнице он уже почти бежал, не в состоянии думать ни о чем другом. Но на площадке Николай остановился, как будто налетел на невидимую преграду: дверь в квартиру была приоткрыта. Николай испуганно потоптался около нее, но голод и усталость пересилили осторожность, и он вошел. Зрелище, представшее его глазам, заставило Зотова остолбенеть. Все в доме было перевернуто вверх дном, картины исчезли со стен, вещи порваны, фарфоровые безделушки, с любовью собранные еще мамой, разбиты вдребезги. Создавалось впечатление, что налетчики не столько ограбили, сколько постарались разгромить, выместить на вещах ту ненависть к незнакомым людям, дому, нормальной жизни, что душила их. Портьеры были сорваны с окон. Пол был усеян обломками мебели и кусками печных изразцов, паркет разломан и загажен.

Стараясь двигаться как можно тише и не наступать на осколки стекла и фарфора, Николай добрался до кухни. Там его ждало зрелище еще более фантастическое. На полу, среди пустых бутылок, объедков и окурков валялись несколько человек в военной форме с винтовками. Совершенно пьяная Глаша скособочилась за столом на табуретке.

«Дезертиры», – мелькнуло в голове у Николая. Глаша с трудом подняла голову и остекленевшими глазами уставилась на вошедшего.

– Барчук! Николай Иванович!.. А мы, вот тут…

Что именно делают чужие люди в их квартире, горничная объяснить не успела. Один из лежащих на полу людей приподнялся, икнул и пробормотал: