Бриллиантовый шепот

– А, контра… Явился наконец… Сейчас мы тебя…ик… арестуем…

Продолжения Николай не услышал. Он бросился к двери и выскочил из квартиры. Долго плутал по пустым завьюженным улицам, прятался в подворотнях от патрулей и просто случайных прохожих. Снег забивался в рукава, сек лицо, смешиваясь со слезами оставлял на лице соленые корки. Зотов не чувствовал ничего – ни голода, ни мороза. Прошатавшись бесцельно пару часов, он немного пришел в себя.

«Поеду к Бельским», – решил Николай. Дорогу он помнил смутно. После того как Павел Спиридонович с женой и сыном перебрались в поселковую больничку, Николай лишь один раз был с отцом у них, но название подмосковной станции удержалось в памяти. И то, что от станции до домика шли минут пять тоже помнил. «Спрошу кого-нибудь. Больницу все должны знать», – справедливо рассудил Николай.

До вокзала пришлось идти пешком. Измученный усталостью и голодом, Николай присел на скамейку и, прикрыв глаза, приготовился к длительному ожиданию поезда. В отличие от городских улиц на вокзале кипела жизнь. Вокруг Зотова шныряли подозрительные личности, и юноша вздрагивал всякий раз, когда кто-то из них подходил к нему слишком близко. Начинало смеркаться. Николай задремал. Крики и гам разбудили его. К перрону подкатывал поезд. Зотов вскочил на ноги и бросился в вагон.

До поселка, где жили Бельские, он добрался лишь к ночи. Тишина, царящая вокруг, угнетала. «Хоть бы собака какая-нибудь залаяла», – подумал Николай, ускоряя шаг. К счастью, память не подвела его. Дорогу он вспомнил, да и свет в окнах медпункта был заметен издали. Свет манил и обещал тепло, еду, дружеское участие. От калитки до дома он уже бежал. Буквально взлетел на крыльцо и замер: дверь была полуоткрыта. После утренних событий в собственной квартире, Зотов начал бояться открытых дверей. На цыпочках вошел в дом, прокрался к столовой, заглянул и остолбенел от ужаса.

Мертвые хозяева, лежавшие на полу, соприкасаясь руками, казалось, следили за ним незрячими глазами. Все вокруг было залито кровью, вытекшей из огромных ран, которые Николай увидел даже не приближаясь к убитым, от двери. В доме явно что-то искали: все вещи были раскиданы, содержимое шкафов и буфета вывалено на пол. Посреди стола Николай заметил саквояж отца. Он был полураскрыт, медные подделки частично вывалились на стол и блестели, отражая свет лампы.

Потянуло гарью. «Пожар!» – мелькнуло в голове у Зотова, он попытался бежать, но ноги приросли к полу, и он внезапно сполз вдоль косяка на пол. Запах гари усиливался, смешиваясь с запахом крови. Его вырвало. Стало немного легче. Цепляясь за ручку двери, попытался подняться.

Вдруг Николай почувствовал на себе чей-то взгляд. Его затрясло от ужаса. «В доме никого нет», – твердил он про себя, и, обретя наконец способность двигаться, начал отступать к двери. «Никого нет», – повторял он, но чувствовал, что это неправда. Взгляд давил его, Зотов ощущал эту тяжесть физически. Дальнейшее он помнил плохо. Николай опять бежал, слыша топот ног за спиной, оглянувшись, увидел зарево пожара на месте медпункта. Внезапно перед ним возник товарный состав, он услышал голоса. Юноша начал кричать и колотить в стену вагона. Тяжелая дверь отъехала, и его втащили в теплушку.

Глава 5

Петю разбудило хлопанье дверей и причитания фельдшерицы. Проснулись остальные дети. В доме толпились какие-то люди и галдели на разные голоса:

– К уряднику надо…

– Нет в город, к следователю, вот несчастье-то!..

– Да кто сейчас будет разбираться!

При виде Пети все замолчали. Он недоуменно переводил взгляд с фельдшерицы на толпившихся в комнате людей.

– Петя, ты это… – начал один из них и замолк.

– Ты сядь, Петя, – наконец заговорила Клава, – у вас дома беда. Пожар был… Отец твой погиб.

– А мама? – губы Пети не хотели двигаться, голос куда-то исчез, и фельдшерица скорее догадалась, чем услышала вопрос.

– Лидия Петровна ночью домой вернулась. Не доглядела я, прости уж… Кто мог знать… Я и не слышала, как она ушла.