Бриллианты безымянной реки

Из Тёплого Ключа я выезжал на попутном уазике «буханке» утром 8 июня. Градусник показывал + 8 градусов. К полудню воздух разогрелся до + 31 градуса по Цельсию. Но я не замечал духоты, не страдал от большого хода температуры. Зачарованный головокружительными видами, я глазел по сторонам. При опущенном стекле в кабину уазика попадала не только пыль. Кровососы тоже беспокоили меня, но я неотрывно смотрел на конусовидные, поросшие леском вершины в пятнах нетающих ледников. Из-под скал текли натаявшие от жары ручьи. Мы на полном ходу пересекали частые, мелкие и звонкие речки, к сожалению, слишком мелкие для купания. Вода в таких речках чистая и вкусная. А на речках покрупнее и поспокойнее я заметил наледи толщиной до полутора метров. Мой водитель, видом и ухватками похожий на описания античного персонажа по имени Харон, останавливал уазик возле ручьёв, жадно черпал горстями воду и меня учил:

– Пей… пей! Это талая вода. Тысячу лет назад она пролилась на эти места дождями. Пей! От такой воды мертвецы оживают!

И я черпал горстями воду вместе с мелким песочком. Пропускал его меж пальцев с тайной надеждой увидеть вдруг блеск золотых крупинок. Однако Юдель Генсбург, без сомнения, оказался удачливей меня.

После Тёплого Ключа, примерно через 70 километров, небольшой посёлок под названием Развилка. А потом на протяжении 500 километров дорога совершенно пустая – ни одного населённого пункта, ни одной заправки, ни одного огонька на обочине дороги, которая петляет по горам. Насколько я помню, на пути от Тёплого Ключа до Усть-Неры мы не обогнали ни одного автомобиля и ни одного не встретили. Молчаливый водитель держал скорость не выше пятидесяти километров в час.

– Берегу шины, – пояснил он. – Острые осколки гранита режут резину, как горячий нож масло. Поедешь быстрее – лишишься колёс.

Сразу за развилкой дорога готовит путникам серьёзные испытания. Сначала их ждёт Жёлтый, а потом и Чёрный прижим. Вот мы проехали дорожный знак «Ручей 608 км» и вкатились на дальстроевский деревянный мостик. Сразу за мостиком начинается Жёлтый прижим. Дорожная колея шириной не более четырёх метров жмётся к склону сопки. Слева крутой откос обрывается в реку. Справа серая с жёлтыми прожилками скальная стена. Вперёд обзор хороший. Никаких сюрпризов. Желтый прижим на деле оказался не таким страшным, как байки о нём. Так думал я, но недолго, а ровно до тех пор, пока уазик моего сурового Харона не миновал шеренгу деревянных, украшенных пластиковыми букетами крестов. Крестов не старых, не потемневших от времени. На каждом была табличка с именем. На некоторых крестах значилось по нескольку имён. Уазик ехал медленно, и мне удавалось прочитывать эти скорбные списки сверху донизу. Некоторые из них являлись поминанием целым семьям. Миновав этот импровизированный мемориал человеческому легкомыслию, мы покатились дальше.

Пока я размышлял о том, какие обстоятельства привели погибших бедолаг к жёлтому прижиму, хорошо укатанная грунтовая колея вилась меж склонов сопок, подобно гигантской анаконде. Виды впечатляли. Неподражаемой, космической красоты пейзаж занимал всё моё внимание. А дорога между тем снова потащилась в гору. Уазик, натужно рыча мотором, взбирался по склону сопки, по узкой – двум легковушкам не разъехаться – колее, прижимаясь правым своим боком к каменному отвалу. Скала в этом месте была угольно-чёрного цвета. Колёса поднимали в воздух облака тёмной, похожей на печной дым, пыли. Дорога завилась серпантином. Обрыв с левой стороны становился всё выше. Водитель сбросил скорость. Теперь спидометр уазика показывал не более двадцати километров в час.

– Чёрный прижим, – проговорил мой Харон. Крестное знамение в его исполнении напоминало болезненную судорогу. – А внизу – Восточная Хандыга. Это, по местным меркам, не ручей какой-нибудь, а настоящая река, приток самого Алдана! Дорога здесь очень тяжёлая. Из-за скальных выступов можно не увидеть встречной машины. Если она появится, мне придётся пятиться до ближайшего «кармана». Тогда уж ты высаживайся. Мало ли что. Бережёного Бог бережёт.

И он снова перекрестился.