Бриллианты для диктатуры пролетариата

— Ну-ка, Крутов, — услыхали они голос за спиной и враз обернулись. На пороге стояла Анна Викторовна. — Постарайтесь запомнить, что я скажу… Третий никогда лишним не бывает, особенно когда приходится иметь дело с вами. Наш с ним третий, — она кивнула головой на Воронцова, — станет смотреть за каждым вашим шагом. И вы знаете, что с вами будет, если станете нитки на шею мотать… Знаете или нет?

Лицо ее было белым, как бумага, глаза — снова как в домике на Плющихе — остановившимися, неживыми.

— Ну? — спросила она. — Закончим на этом?

— Закончим, — сказал Крутов, и Воронцов заметил, как у него в глазах блеснуло яростью — жестокой, но бессильной.

«Из ответов Л. Б. Красина на вопросы группы руководящих деятелей лейбористского движения.

Вопрос. Насколько серьезной помехой для восстановления экономики России является возможность неожиданных нападений и мятежей, организованных из-за границы?

Ответ. Неопределенность международного положения России является главным препятствием для ее экономического возрождения. Интервенция в России и блокада ее, начатые державами Антанты в 1918 году, в действительности еще не прекратились… Отношение Франции к России до настоящего времени остается определенно враждебным… Согласно достоверной информации, польские военные круги не отказались еще от своих планов военной интервенции в России. Белогвардейские монархические группы в Германии осуществляют подобные же мероприятия по подготовке нападения через бывшие балтийские губернии (Эстония, Латвия, Литва)…»

15. …И эти

В рыбацкой деревушке Кясму, неподалеку от Раквере, берег был пустынный: лишь несколько рыбаков блеснили щуку. Вода в заливе цветом была похожа на листовое железо — серая с внезапным фиолетовым переливом. Два рыбака, отвернув голенища кожаных болотных сапог, зашли особенно далеко, за последние валуны. Кясму отсюда казалась игрушечной: семь домиков, крытых по-шведски толстыми камышовыми крышами; причал, выдающийся в море легкой рапирой; деревянная маленькая кирха — и тишина, прорезаемая изредка криками чаек.

— Слушайте, старина, — негромко говорил Исаев резиденту Роману, наматывая леску на трещотку. — Я сейчас передам вам несколько фотографий: там портреты тех, кого официально командировали в Ревель. Один из этих людей встречался с Воронцовым в «Золотой кроне».

— Хорошо. Это выясним.

— Вы сообщали о новом резиденте французов Круазье. Можете посмотреть за ним внимательно? За всеми его контактами?

— Трудно.

— Но осуществимо?

— Очень трудно, — повторил Роман.

— Теперь по поводу немцев, по поводу Нолмара…

— Это самая интересная личность в Ревеле. Он сильнее и англичан и французов.

— У меня появилось соображение — как помочь делу.

— Как?

— Я пишу крайне звонкие шифровки с дезинформацией и попрошу Шорохова отнестись к ним халатно, одним словом, разыграем комбинацию. И пустим эти сообщения по очереди: в связи с Францией — в тот день, когда вы сможете посмотреть за Круазье, а в следующий день, когда наладите слежку за Нолмаром, засадим нечто сногсшибательно германское… Значит, если кто-то в нашем посольстве получит мою «дезу» — а я сработаю ее точно, с учетом немецких и французских интересов, — их агент из нашего посольства пойдет на связь с хозяевами, и на этом мы их прихлопнем.

— С Нолмаром легче: в его парадном позавчера освободилась квартира — мы ее уже сняли.

— Экий вы предусмотрительный.

— Смелость надо подстраховывать чьей-то предусмотрительностью, — в тон ему ответил Роман.

— Тоже верно.

— Вы слишком открыто бродите по городу, позавчера три часа проторчали в музее и забыли даже проверяться.

— Да, это вы правы, — сразу же согласился Исаев. — Что делать — живопись… Просился во Вхутемас — Бокий не пустил…

Роман оглянулся: рыбаки по-прежнему стояли в отдалении.

— Ну что ж… Расходимся. Пару моих щучек возьмите, я еще поблесню часок, без трофеев возвращаться нельзя.

— Я под той сосной, где встретились, вам этих щучек на всякий случай оставлю — вдруг у вас клев кончится?

— Спасибо, а спиннинг спрячьте в мох.

— Я звоню, как только подготовлю хорошую «дезу».

— Начнем с Нолмара?

— Хорошо.

Исаев медленно побрел к берегу, но Роман окликнул его:

— Макс! Одну минуту, пожалуйста.

— Слушаю…