«Рецепт» Михаила Бойкова прост, как формула дистиллированной воды: правда, одна голая правда, почерпнутая непосредственно из самой жизни. Больше ничего. Личный опыт, личные наблюдения и переживания – единственный материал, которым он пользуется. Всевозможных примесей он не только избегает, но решительно не допускает на написанные им страницы, тщательно фильтруя чистую воду жизненной правды подсоветского русского человека.
Вследствие этой «рецептуры» получается очень резкая разница и в их описаниях современного подсоветского русского человека, которого Одоевцева в глаза не видала, но в среде которого Бойков прожил всю свою жизнь. В дальнейшем между обоими авторами возникает резкий разнобой, явные противоречия. Так, например, герой Одоевцевой, попав в советскую тюрьму под явную угрозу расстрела, впадает в какой-то эстетический нирванизм, ведет сам с собой заумные, очень мудреные разговоры, а находящиеся в том же положении персонажи Бойкова попросту страдают, глубоко страдают и морально и физически. Герои Одоевцевой ни в какой мере не стремятся вырваться из советского рая, очевидно, прижившись в нем, несмотря на свой утонченный эстетизм, высокий культурный уровень, глубину и прочее; простые люди же, изображенные Бойковым, не только рвутся прочь от советчины, всей советчины в целом, но борются против нее всеми доступными им способами, погибают, но внутренне не сдаются в этой борьбе, и все проявления нирванизма им абсолютно чужды. Это волевые, упорные люди, идущие своими, хотя и различными путями, но к одной единой для всех цели.
Что же освещает им их мучительный путь к этой противостоящей большевизму цели? Светоч, на который указывает, подтверждая свои слова множеством примеров, М. Бойков так же прост и ясен, как его литературный «рецепт». Имя этого светоча – Бог.
Господни пути неисповедимы, учит нас Писание. Неисповедимость, необычайность путей, ведущих к Богу современного подсоветского русского человека, показывает в своих рассказах Михаил Бойков. Они подлинно необычайны, порою, кажется, до невероятия, и только проварившийся в адском советском котле читатель полностью поймет правдивость показанного Бойковым, оценит ее и подтвердит рядом своих личных наблюдений. Не прошедший этого «советского закала» поверит с трудом, может быть даже и не поверит…
Трудно ему понять и представить, например, священника, идущего во имя христианского подвига, во имя любви к ближнему своему… на службу НКВД в качестве конвоира отправляемых на расстрел. А между тем М. Бойков ясно видит этот подвиг и разъясняет его читателям. Сопровождая смертников, конвоир-священник шепотом дает им послед нее слово утешения, великое обетование Воскресения и Жизни Вечной. В конце концов он, конечно, разоблачен и сам попадает под пулю. Подвиг несомненен, он явен, он реален и он вполне
Как приходят они к Христу, эти новые Его слуги? Михаил Бойков показывает и это. Он кратко очерчивает целый ряд таких извилистых, сложных и снова почти невероятных путей, как, например, уверовавший в тюрьме яростный активист-безбожник, марксистский робот и комсомолец. Безусловно, многие читатели из не варившихся в советском котле скажут, что Бойков выдумал. А вот я этого не скажу, потому что я
Ничего подобного, конечно, нельзя найти на страницах романа Ирины Одоевцевой. Это вполне понятно. Трудно, ой как трудно писать о том, чего не видел и не знаешь. Не только трудно, но и опасно для писателя. Еще блаженной памяти Аркадий Аверченко писал очень остроумные сатирические рассказы о подобных попытках и их трагикомических финалах… Некоторые страницы романа Ирины Одоевцевой послужили бы ему хорошим материалом для новелл на ту же тему.
Восемь рассказов, помещенных М. Бойковым в его сборнике, датированы и помечены теми географическими точками, в которых они у него зародились и быть может получили даже первоначальное литературное оформление. Эти точки в целом намечают пройденный автором путь. И не только самим автором, но многими, очень многими из пребывающих теперь в зарубежье бывших подсоветских русских людей. Каждый из этих рассказов может быть проверен такими читателями по обрывкам, сохранившимся в его памяти, и эти обрывки подтвердят ему правдивость М. Бойкова. Географически этот путь намечается так: Ставрополь-Кавказский, Берлин, Рим, Буэнос-Айрес. Кроме последнего пункта, все прочие мною проверены и с чистою совестью свидетельствую почти точную фотографичность рассказанного М. Бойковым и показанного им типажа. Для примера беру рассказ «По-настоящему», герой которого действительно без кавычек герой: бывший советский летчик, еще ранее бывший беспризорник, разудалый силач, говорящий только на специфическом (тоже верно переданном М. Бойковым) советском жаргоне. Герои, конечно, разные бывают.