Бриллианты и булыжники

Последние тетради «Возрождения» (№ 33 и 34) воспринимаются читателем по-иному, чем «Новый журнал», и даже иначе, чем предыдущие выпуски самого «Возрождения». Запах нафталина, в котором хранились «чистые ризы российской демократии», постепенно выветривается. В оглавлении несколько новых, заинтересовывающих читателя имен и даже, – что было абсолютно невозможно в нафталинные времена журнала, – большая статья о народно-монархическом движении и его основоположнике И. Л. Солоневиче, замкнутом до того «второю цензурой» «прогрессивного» крыла зарубежья в круг замалчивания. Эта статья без подписи, что позволяет считать ее выражающей точку зрения редакции, взгляды которой на этот раз лишены той обычной злобности, с которой произносят штампованные «прогрессисты» ненавистное им имя И. Л. Солоневича. Читатель находит в ней вполне корректную и обоснованную со своей точки зрения полемику против резких суждений Ивана Лукьяновича о значении эпохи Петра I и о личности его самого. Полемика эта не нова, так же как и взгляды Ивана Лукьяновича. Они были высказаны еще славянофилами первой генерации – и тотчас же встретили ожесточенные возражения в среде западников. Далее – легкий полемический выпад против Б. Ширяева. Автор статьи правильно признает его последователем и сторонником исторической схемы Н. Я. Данилевского, но ошибочно обвиняет обоих в секуляризме. И Данилевский утверждает религиозное сознание, как основу своих культурно-исторических типов, и Ширяев следует ему, подтверждая свои историко-политические концепции образами своих беллетристических произведений. В целом эта статья даже дружественна, а не враждебна народно-монархическому движению.

Несколько статей Н. Андреева[166], объединенных под общим заголовком «Заметки читателя» (кстати, из текста ясно, что не читателя, а профессионального критика), возбуждают некоторое недоумение. В первой из них, правильно озаглавленной «Дважды два – четыре», автор доказывает неоспоримую истину, что русской эмиграции есть, что сказать, что ее голос должен звучать и что «дерево эмигрантской литературы рубить не стоит». Всё это ясно и доказательств не требует. В другой же статье, озаглавленной «Заповедник», Н. Андреев изо всех сил, но тщетно старается убедить читателя в ценности шутовского косноязычия А. Ремизова и в ней же признается, что книги Ремизова читатель зарубежья не берет даже в руки – продается всего по сорок экземпляров из издания. Таким образом, в первой статье, критик утверждает не требующее доказательств, а во второй пытается доказать свои взгляды без подтверждений.

В литературно-художественном отделе внимание читателя привлекают к себе прежде всего повести Е. Яконовского «Солнце задворок» и Б. Ширяева «Последний барин». Автор первой из них, безусловно, глубокий и тонкий психолог, улавливающий едва заметные извивы душевных настроений и мастерски, без аффектации и подмалевки, показывающий их читателю. Повесть Б. Ширяева вызывает иные эмоции. В ней чувствуется свежесть липового цветения старых помещичьих садов средней России, ощущается красота угасания последних «дворянских гнезд», но автор рассказывает о ней без надрыва и даже без сожаления к ушедшему. Сменяются времена, сменяются песни. Всё течет, как должно тому быть. Но «сегодня» не должно заслонять собою зарю ушедшего «вчера». Об этих авторах говорят. Они близки читателю.

Лирический же этюд Г. Пожедаева[167] «Четыре ветра» узко объективен и в силу этого слабо воспринимается читателем.

Ю. Трубецкой[168] заканчивает свою повесть «Нищий принц» ярко вырисованной ям картиной быта халтуристов литературы в начале НЭПа. Данные им меткие характеристики вполне созвучны картинам и образам, набросанным Г. Ивановым в его книге «Петербургские зимы». Не напоминают ли они также современных «парижских поэтов» зарубежья, общепризнанным мэтром которых состоит тот же Г. Иванов?

Теперь о «Гранях» № 21. Журнал открывается «Сентиментальною повестью» Л. Ржевского. Ее эпиграф избран очень удачно: «О память сердца! Ты сильней “Рассудка памяти печальной”».