Бриллианты и булыжники

На страницах журнала снова, после долгого перерыва, появилось имя Б. Ширяева. Идет его повесть «Последний барин» первая часть трилогии, последняя часть которой «Овечья лужа» была уже прочтена нами в «Гранях» и позже, повторно, в небольшом, выходящем в Зальцбурге русском журнале «Луч». Снова видим ту же местность – один из уездов среднерусской черноземной полосы и некоторых действующих лиц, которые упомянуты в «Овечьей луже». Но в ней они – доживающие свой век старики, а здесь их молодость и расцвет сил. Общая тема «Последнего барина», как показывает и само название, – упадок последних предреволюционных поколений русского дворянства. Тема эта не новая. Она начата еще Сергеем Атавой[165], продолжена многими, а в наши дни широко развернута И. Буниным. Но в отличие от своих предшественников Б. Ширяев смотрит на «оскудение» не как на гниение трупа, но скорее как на естественное, не лишенное своеобразной красоты, умирание выполнившего свою жизненную задачу организма. В том, что прошло в 33-й тетради, нет грязи и смрада, нередко сопутствующего другим авторам, разрабатывающим ту же тему. С интересом ждем дальнейшего ее развития.

Е. Яконовский дает продолжение своего романа «Солнце задворок». Смелая, сочная кисть у этого художника слова. Действие романа развертывается на фоне эмигрантской нищеты, внешне-бытовой грязи, приниженности беженского житья, но автор умеет найти и здесь подлинные перлы глубоких и прекрасных человеческих чувств и переживаний. Будучи безусловным реалистом, он показывает страдание не как уродство, искажение, падение человеческого духа, но как очищение его, как проявление его высших начал, стимулирующих устремление к Добру. В раздавленном жизнью эмигранте, грязном пьянице, он умеет показать то высокое и прекрасное, зерна чего сохранены в глубинах его души, дают всходы и расцветают, согретые порывом глубокой любви к чужому ребенку покинувшей его женщины. Не обвиняя в подражательности, отметим созвучие Е. Яконовского традиции русского психологического романа, заложенной Ф. М. Достоевским.

В отделе воспоминаний не только привлекает внимание, но приковывает его к себе очерк А. В. Тырковой-Вильямс «Тени минувшего». С никогда не покидающей эту писательницу и мемуаристку правдивостью, А. В. Тыркова-Вильямс рассказывает в этом очерке об интересном эпизоде в жизни русской предреволюционной интеллигенции – демонстрации в Петербургском театре Суворина против поставленной там якобы юдофобской пьесы «Контрабандисты». Интересен сам факт, но еще более интересны и те фрагментарные литературные комментарии, которыми обильно и талантливо снабжает А. В. Тыркова-Вильямс свои воспоминания. Тема расширяется, и из-за эпизода выступает общественное явление во всей его полноте. Автор абсолютно беспристрастен. Обвинить А. В. Тыркову в стремлении оплевать, охаять свое поколение, своих единомышленников было бы полнейшей нелепостью, но вместе с тем ее правдивый рассказ показывает с потрясающей ясностью всю уродливость мышления и общественного поведения интеллигентской молодежи того времени, да и не только молодежи, но и ее зрелых руководителей, показывают и какую-то скрытую руку, направлявшую это поведение.

Очень интересен и разнохарактерен отдел «Дела и люди». Много ценного и в других разделах. В общем, в 33-й тетради «Возрождения» чувствуются какие-то новые веяния, и мы, постоянные читатели этого очень ценного для русской зарубежной общественности журнала, можем лишь пожелать их дальнейшего развития.

Н. Удовенко

«Наша страна», Буэнос-Айрес,

17 июля 1954 года, № 235. С. 7

По страницам журналов

I

Начнем с самого толстого – с «Нового журнала», в объемистой утробе которого читатель рассчитывает найти самое ценное, самое актуальное из периодики зарубежья. Но, увы! Он находит там лишь давно уже переваренную им самим пищу для ума, только продукцию мышления дореволюционных поколений, которой вряд ли с большей для нее пользой питалась русская интеллигенция канувших в прошлое времен. Те же и то же. Наибольшим «новатором» в среде сотрудников «Нового журнала» выглядит сменовеховец Р. Гуль. Он отчасти созвучен текущему моменту: ведь просоветчики и агенты репатриации и теперь, в наши дни, призывают вкусить от благ советских достижений, к чему призывал он не так уж давно. Обособленно стоят имена М. Алданова и Б. Зайцева. Первый волнует читателя остротой скепсиса своих исторических характеристик, второй привлекает его мягкою нежностью осознанного и прочувственного увядания…