Всю обратную дорогу к кабинету профессора Архонт, Андре и Эллен не могли избавиться от мысли, что они забыли какую-то очень простую, но исключительно важную деталь. Эта шляпка так и вертелась у них в головах, но припомнить, с чем она была связана, они никак не могли.
В кабинете профессор уверенным жестом смахнул кучу бумажек со стола прямо на пол и гордо поставил в центр банку домашнего варенья. Вместо крышки на банке была белая бумага, ажурно обрезанная по краям. На ней чья-то заботливая рука мелко написала: «Малина, август этого года».
Андре мысленно усмехнулся, потому что в любом году август будет именно этого года, а не прошлого, и представил себя на кухне в антикварной лавке, как будто он варит варенье. Если честно, ему всегда хотелось попробовать это сделать. Кухня наполнена ароматом свежих ягод, в кастрюле что-то аппетитно булькает. Он сам раскладывает сладкую массу по баночкам и сам же подписывает банки. Так-так. Он бы подписал их вот как: «Малина. Для завтрака». Или лучше «Для размышлений»? А может, «Только друзьям. Вручить лично»? «Для дождливого ноябрьского вечера» тоже неплохо. Или нет, «Для того вечера, когда нет приключений!» Вот!
Тут его приятные размышления прервал Сергей Иванович, который уже накрыл на стол и рассадил гостей вокруг. Пока все завтракали (а варенье действительно оказалось удивительно вкусным), профессор и археолог продолжили изучать странную мятую бумажку.
– Тут четко написаны два имени: Мари и то ли Леон, то ли… – вооружившись лупой, прочитал Архонт.
– Может, Луи? Людовик? – предположил профессор.
– А еще тут есть красивый рисуночек, – Эллен обратила внимание на крошечный карандашный набросок. – Подкова и голубок с цветком в клюве – это как будто печать? Или символ?
– А тут есть цифры – 1812. Это может быть годом? – Андре изучал свой кусочек листка.
– Кем могли быть эти Мари и Луи? – задумался Нико. – Наверняка они что-то припрятали и боялись, что их поймают с поличным! Потому и разделили карту на две части.
– А ведь вы, возможно, очень близки к истине, Нико, – согласился профессор Никольский. – Если предположить, что цифры 1812 – это действительно год, то этот год очень важен.
– Чем? Чем он важен? – хором спросили Андре, Эллен и Нико.
Профессор кашлянул, глотнул чаю и начал рассказ:
– 1812 год. Это год, когда войска французского императора Наполеона вошли в Москву. Москва горела, жители специально подожгли свой родной город, чтобы он не достался врагам. Изумленный этим геройским поступком Наполеон временно занял Кремль, но огонь подступал и к его стенам. Французские солдаты грабили кремлевские дворцы, храмы – все, что жители не успели вывезти заранее. В самых крупных храмах устроили склады, а в прекраснейшем Успенском соборе – конюшню. Там же плавили золото и серебро, которое снимали с храма. На иконостасе даже висели огромные весы и были начертаны слова: «325 пудов серебра и 18 пудов золота» – столько металла было переплавлено.
Больше месяца французский император сидел в Москве, надеясь, что русский царь Александр Первый запросит у него мир. Наковальни для переплавки золота стояли и в других местах Кремля. Оклады икон, кресты – все плавили и превращали в простые куски золота, чтобы было легче увезти с собой.
– Значит, что-то они могли припрятать и не увезти с собой? То есть как раз этот самый клад? – спросил Андре.
– Конечно, ведь уходить им пришлось в спешке. Надвигалась зима, а они не были готовы воевать в холод. Зима, кстати, их в итоге и погубила, Наполеон был разбит при отступлении. Но, уходя, он взорвал часть построек Кремля, так что не все здания сохранились.
Эллен, которая все это время сидела неподвижно, вслушиваясь в каждое слово профессора, ясно представила события того холодного вечера. Ночь, мгла, поздняя осень, уже кое-где лежит снег. Солдат крадется, оставляя на свежем снегу следы, оглядывается… Вроде никого… Прячет свой клад в фундамент, убегает. Но вдруг взрыв – и все сокровища разлетаются на мелкие кусочки.
Она крепко сжала губы и запустила пальцы в волосы, которые и так уже снова все перепутались ее стараниями что-то из них заплести.
– То есть эта карта может быть бесполезной, потому что сокровища взорвались? – прошептала она.
– Не расстраивайся раньше времени, – похлопал ее по плечу дядя, – мы же не знаем, где был тайник. Он мог и уцелеть. Вот есть у меня одна зацепка, – продолжил он, и все в комнате навострили уши. Ведь когда у Архонта «была зацепка», тут-то всегда и начиналось все самое интересное.
– Я точно видел такой же рисуночек на одном из документов в парижском архиве, – археолог показал на голубка с цветком и подкову, рисунок в самом углу смятой бумажки. – Я тогда писал об армии Наполеона Бонапарта и читал сохранившиеся письма, документы, акты. В том числе и дневники его солдат. Давайте-ка свяжемся с архивом и попросим прислать нам ту страницу.