«Собака… Да. Вероятно, это выход. Да где же взять-то такую? Взрослую? Обученную? — У ее знакомых таких проблем с охраной не было. Одни были почти нищими, другие сверх богатыми. Нищим охранять было нечего, а у богатых была личная охрана. Лера тоже могла себе позволить нанять охранника, и даже не одного. Но мысль, что в ее доме будет постоянно находиться посторонний человек, приводила ее в ярость. Не мыслилось, чтобы в доме был чужой. Он будет везде ходить, высматривать, задавать некорректные вопросы, хоть и для ее же блага. Нет. Мой дом — моя крепость. Чужие здесь не ходят, — с раздражением думала она. — Кроме Стаса, и позвонить-то некому. — Лера, с укоризной глядя на себя в зеркало, покачала головой. — Тоже мне, сделала из бандита палочку-выручалочку. Вот же черт! Я становлюсь зависимой от него. Расплачиваться чем буду? Натурой? Нет! Мне, кроме Саши, никто не нужен. Голова моя бедовая. Вечно что-то случается. Ладно. Позвоню на авось. Может, пронесет?»
Она набрала номер телефона, указанного на визитке, и попросила передать, чтобы Стас ей перезвонил. Лера не ложилась спать часов до двух ночи. Бродила по дому словно привидение, с мобильником в кармане кружевного халата — все ждала звонка. И только под утро, когда она, уютно устроившись на Сашиной руке, уже засыпала, раздался звонок. Она включила зеленую кнопку и прошептала в микрофон: «Подожди, я сейчас». Потом в ночной рубашке вышла на балкон и, дрожа от холода, стала объяснять Стасу ситуацию. Стас от услышанного сначала затих, затем словно осатанел и стал на нее орать, что, мол, она дура набитая, что давно нужно было ребят по кустам рассадить — пусть присмотрятся, что она не слушает ничьих советов, а теперь пусть сама расхлебывает… Так он орал на нее минут десять, а потом бросил трубку.
«Вот попала!.. — переживала Лера. — Видимо, перегнула палку. Слишком многого от мужика захотела». Она выпила минералки и попыталась уснуть. Но сон не шел. Почему-то вспомнились страшные минуты, которые она пережила в последнее время. Отчетливо услышался телефонный звонок из больницы, когда ей сообщили, что ее родители погибли. Леденящие слова Паншина, что им рано иметь детей. Свою молитву во время последней поездки в Польшу… Воспоминания были беспорядочными, но от них оставалась на душе такая тоска, что Лере захотелось плакать. Она посмотрела на мирно спящего Сашу, позавидовала его безмятежности, выпила таблетку мепробомата и легла в постель.
«Ну что это я в самом-то деле… Как будто к смерти готовлюсь! — решительно оборвала свои воспоминания Лера. — Нет у меня никакого предчувствия смерти. Я еще поживу!»
Саша, несмотря на свою увлеченность работой и отстраненность от бытовых проблем, все же чувствовал напряжение, повисшее в доме, и по-своему пытался его разрядить. Как всегда, выручала совместная работа. Вечерами он с Игорем занимался установкой огромного аквариума. Местный стекольщик по просьбе Леры притащил пятимиллиметровые стекла и уголок, помог Саше собрать громадину и пройти герметиком стыки. Мальчик не отходил от взрослых ни на шаг. С Сашей ему было интересно, Вера Петровна отошла на второй план. Старушка дулась, но понимала, что мальчику необходим мужчина, а лучше бы — отец. «Может, еще что и сложится», — думала она, украдкой поглядывая на работающих. Такие совместные занятия давали мальчику несравненно больше, чем все ее ласки и сказки. Мужчины вместе фильтровали воду, рисовали эскизы подводного ландшафта, проверяли течь, крепили термометр и кислородное оборудование. Павел Александрович, проглядывая ворох газет, иногда давал дельные советы. Работы было много, и Саша никогда не говорил мальчику: «Это нельзя! Это не бери!» Можно было все. Только сначала: «Давай я тебе покажу, а потом мы сделаем вместе или ты сделаешь сам».
У Саши налицо был педагогический талант, или просто он полюбил мальчика? Симпатия явно была взаимной. Лера с любопытством наблюдала за ними. Сын менялся на глазах. В нем появилась уверенность в себе, целеустремленность, стойкость, — хорошие мужские качества. Саша вошел в их жизнь, никого не напрягая. Он жил своей жизнью, работал, но самое главное — он их
Лера лежала в гамаке, с головой завернувшись в мохеровый плед, и смотрела в бездонную синь неба. От подвешенного состояния и от бездонности вверху кружилась голова.