— Ридер, — продолжила она, — одна из самых древних семей Ямайки. Земли в Бо Дезер им дал Кромвель в благодарность за верную службу. Мои предки выстроили усадьбу «Грэйт Хауз», и в течение многих веков она принадлежала семье Ридер. Но потом упали цены на сахар, да и, как мне кажется, имением плохо управляли. Поэтому, когда его унаследовал мой отец, оно было заложено, и остались одни долги. А когда мои родители умерли, имение было продано. Мне было не до того: я была слишком маленькой. Нани, кормилица, оказалась удивительной женщиной. Меня хотели удочерить — сначала юрист, потом священник… Но Нани ничего и слышать не хотела. Она собрала все, что осталось от пожара: какую-то мебель, немного серебра, и мы устроились в подземелье. Очень быстро, впрочем, нами перестали интересоваться. Моя няня шила и стирала в деревне. Мы посадили несколько банановых деревьев и развели небольшой огород. А у старого дома росло хлебное дерево. И сахарный тростник — повсюду, вокруг развалин. У нас было немного рыбы, и мы жили, как все простые жители Ямайки. Кормилица научила меня читать и писать. Кроме кое-какой мебели, от пожара уцелела целая куча старых книг. Среди них я отыскала энциклопедию. Когда мне исполнилось восемь лет, я начал с буквы «А», а теперь я на середине буквы «Т»… Я уверена, — заявила она вызывающим тоном, — что о некоторых вещах я знаю гораздо больше, чем вы.
— Несомненно, — согласился Бонд.
Все это походило на сон. Он представил себе развалины огромного дома, а рядом — маленькая девочка с распущенными волосами. И няня-негритянка, которая следит за ней и заставляет учить уроки. Обыкновенные школьные уроки, которые для любой кормилицы ну все равно, что древнегреческий язык.
— Ваша кормилица, должно быть, и впрямь была замечательной женщиной.
— Да, она была просто чудо, — согласилась Ханни. — Я думала, что умру, когда ее не стало. До этого дня я не знала забот. И вдруг поняла, что теперь могу рассчитывать только на себя. Потом вокруг меня стали крутиться мужчины. Они говорили мне о любви… Я была очень хорошенькая в то время.
— Вы и сейчас очень привлекательны, — возразил Бонд, — вы самая красивая девушка, какую я когда-либо встречал.
— С таким-то носом! — воскликнула она. — Вы что, смеетесь!
Бонд подыскивал слова, которые могли бы ее убедить.
— Поймите меня правильно. Конечно же все видят, что у вас сломан нос. Но вот я, к примеру, — я увидел вас впервые сегодня утром — и я даже не обратил внимания на ваш нос. Когда смотришь на человека, первым делом видишь глаза, очертания губ… словом, то, что придает лицу живое выражение. Сломанный нос все равно, что оттопыренное ухо… это менее важно, чем все остальное. У вас замечательная внешность, а если бы еще и нос был хорошенький, вы были бы самой красивой девушкой на Ямайке.
— Вы действительно так думаете? — спросила Ханни дрожащим голосом. — Вы искренне полагаете, что я могла бы стать красавицей? Когда я смотрюсь в зеркало, то вижу только сломанный нос. Я ведь в каком-то смысле калека.
— Не говорите глупости! — возразил Бонд. — Вы вовсе не калека. Во всяком случае, достаточно простой операции, и все будет в порядке. Вы поедете в Америку, и через неделю все будет улажено.
— Как вы себе это представляете? — воскликнула она с явным возмущением. — Все, что у меня есть — это пятнадцать ливров, спрятанных под камнем в подвале. У меня три юбки и три блузки — весь мой гардероб. Вы думаете я не справлялась насчет операции? Один врач из Пор-Мориа мне все объяснил. Он сказал, что для того, чтобы все было как следует, мне потребуется пятьсот ливров, не считая поездки в Нью-Йорк и платы за место в больнице… Так вот, — заключила она совсем уж отчаявшимся голосом, — где, по-вашему, я возьму такую сумму?
Бонд уже все решил, но ограничился лишь тем, что произнес самым непринужденным тоном:
— Я уверен, что есть масса способов уладить это дело. Но продолжайте вашу историю… Она очень увлекательна. И, по-моему, гораздо интереснее моей. Вы остановились на том, что ваша кормилица умерла. Что случилось дальше?
Девушка улыбнулась.
— Вы сами виноваты. Это вы прервали мой рассказ. И вообще, вам не следует так смело рассуждать о том, чего вы не знаете. У вас нет проблем: вы красивы, и люди, конечно же, говорят вам об этом. Любая девушка будет ваша, если вы пожелаете… Все было бы иначе, если бы у вас был нос пуговкой или родимое пятно в пол-лица… Но подождите, когда мы вернемся на Ямайку, я пойду к гадалке и узнаю вашу судьбу. Тогда мы будем квиты.
— У меня другие планы, — сказал Бонд, погладив ее по руке. — Но продолжайте… Я очень хочу услышать конец вашей истории.