Бриллианты вечны

Когда Бонд шел по длинному тихому коридору, направляясь к комнате 350, он почувствовал, что лифтер следит за ним. Это его не удивило, так как он знал, что в этом отеле происходило намного больше преступлений, чем в других отелях Лондона. Веленс однажды показал ему большую ежемесячную карту преступлений Лондона. Он указал на лес маленьких флажков на месте «Трафальгарского дворца».

— Эта гостиница раздражает людей, которые отмечают на карте места преступлений, — сказал он. — Каждый месяц этот угол настолько испещрен дырками, что им приходится наклеивать новую бумагу, чтобы укрепить флажки в следующем месяце.

В конце коридора Бонд услышал грустную мелодию. Остановившись около двери номера 350, он понял, что мелодия раздавалась оттуда, и узнал ее — «Опавшие листья». Он постучал.

— Войдите. — Портье, видимо, предупредил хозяйку номера, и его явно ждали.

Бонд вошел в маленькую гостиную и закрыл за собой дверь.

— Заприте ее на ключ, — сказал голос из спальни.

Бонд сделал, как ему было сказано, и прошел через комнату, пока не оказался напротив открытой двери спальни. Когда он проходил мимо проигрывателя, стоявшего на письменном столе, зазвучала новая пластинка.

Она, полуодетая, сидела перед туалетным столиком, глядя назад в зеркало. Ее обнаженные руки обхватывали спинку стула, в них она упиралась подбородком. Спина ее была изогнута, и в положении плеч и головы чувствовалась какая-то надломленность. Черная бретелька лифчика, плотно облегающие черные кружевные трусики и положение ее ног производили определенный эффект.

Девушка холодно изучала его в зеркале.

— Я догадываюсь, что вы новый помощник, — проговорила она низким и довольно осипшим голосом, который ничего не выражал. — Садитесь и наслаждайтесь музыкой.

Бонда это позабавило, и, повинуясь, он сделал несколько шагов к глубокому креслу, подвинув его так, чтобы видеть ее через дверь, и сел.

— Вы не возражаете, если я закурю? — спросил он, вынимая свой портсигар и беря сигарету в рот.

— Если именно из-за этого вы хотите упереть…

Мисс закончила молчаливое изучение своего лица в зеркале, когда пианист на пластинке закончил «Я подожду».

Изогнув бедра, она встала со стула, и на ее светлые волосы упал свет.

— Если хотите, переверните пластинку, — сказала она. — Я выйду к вам через минуту. — Она исчезла из его поля зрения.

Бонд подошел к проигрывателю и снял пластинку. Это был Джордж Файер с аккомпанементом. Он взглянул на номер и запомнил его — «Вокс 500». Изучил другую сторону и, пропуская «Жизнь среди роз», так как она ему кое-что напоминала, опустил иглу на начало «Апреля в Португалии». Перед тем как отойти от проигрывателя, он осторожно вытащил из-под него записную книжку и поднес ее к лампе, стоящей на письменном столе. Но в ней не оказалось ни одной записи, и, пожав плечами, он, засунув ее обратно, вернулся в свое кресло.

Бонд подумал, что музыка соответствовала этой девушке: все мелодии, казалось, принадлежали ей. Без сомнения, это была ее самая любимая пластинка. Она действовала на ее чувственность, которая читалась в ее глазах.

Бонд совершенно не представлял себе мисс Кейс, которая должна была переправить его в Америку. Он считал само собой разумеющимся, что это будет какая-нибудь плотная, затасканная, неряшливая женщина с тусклыми глазами. Жестокая, угрюмая женщина, которая прошла огонь и воду и чье тело уже больше не представляет ни малейшего интереса для гангстеров, на которых она работала. Эта же девушка в меру плотная, с довольно-таки жесткими манерами. Как ее зовут? Бонд снова встал и подошел к проигрывателю. К ручке был прикреплен ярлык. На нем указано: мисс Т. Кейс. Т.? Бонд вернулся к креслу. Тереза? Тесс? Тельма? Труди? Тилли? Казалось, ни одно из них не подходило к ней, и уж, конечно, не Трикси, или Тони, или Томми. Он все еще был занят этой проблемой, когда она неслышно появилась в дверях спальни. Она стояла, облокотившись о косяк двери, и, подперев голову рукой, задумчиво смотрела на него.

Бонд не спеша поднялся и посмотрел на девушку. Она была одета для выхода на улицу, за исключением шляпки, маленькой черной безделушки, которая висела на ее свободной руке. На ней был элегантный черный костюм, кофточка оливково-зеленого цвета, нейлоновые золотистые чулки и черные туфли из крокодиловой кожи. На одном запястье надеты золотые часы, а на другом — тяжелый золотой браслет в виде цепи. На среднем пальце правой руки сверкал большой алмаз, а в правом ухе виднелась плоская жемчужная серьга, оправленная в золото.

Девушка была чертовски красива, как будто она делала все для себя и совершенно не заботилась о том, что о ней думают люди. В лице ее было что-то ироническое, а спокойные, широко раскрытые серые глаза, казалось, говорили: «Подойдите и попробуйте, но лучше не делать этого». Ее глаза обладали редким свойством: они меняли цвет от светло-серого до глубокого серо-голубого. Кожа была слегка загорелой и почти без всякой косметики, за исключением губной помады густого красного цвета. Губы— полные, мягкие и чувственные. Глаза с безразличием оглядели Бонда.