Бринс Арнат

Слева от его величества прилепилась Агнес де Куртене, плющ на могучем дубе, ржа на железном клинке, тля в венчике розы, вошь в одежде святого пилигрима. Амальрик после расторжения их брака благоразумно удалил от своих невинных чад эту порочную, ненасытную к мужчинам и деньгам женщину. Дофина король поручил ему, Гильому, ученейшему сыну Утремера, получившему превосходное образование в Париже и Болонье. Господь ведает, что пастырь сделал для своего воспитанника все, что было в его слабых силах. А принцессу Сибиллу растила покойная аббатиса Иоветта, ее двоюродная бабка, единственная из четырех дочерей Бодуэна II, родившаяся в пурпуре и пользовавшаяся в королевстве всеобщим уважением. Впрочем, те времена, когда женщины в Утремере почитались за свои добродетели и набожность, миновали безвозвратно. Ныне до того дошло, что некоторые отчаянные дочери Евы умудряются в боях участвовать, скрываясь под шлемом и доспехами.

Не успел Амальрик вручить душу Господу, как Агнес де Куртене явилась ко двору. О распутной стяжательнице ходили чудовищные слухи, что она состоит в преступной связи с Ираклием, нечестивым архиепископом Кесарии, и с неким новоявленным французишкой Амори де Лузиньяном. Но чистый, наивный Бодуэн привязался к недостойной матери со всем жаром нерастраченной сыновьей любви еще и потому, что недуг лишил юношу возможности сочетаться браком с женщиной. Мало того, что за грехи родительницы смертельная хворь настигла ни в чем не повинное дитя, так вдобавок отрок был вынужден и блуд Агнес искупать собственным невольным целомудрием.

Графине наверняка уже за сорок, она же почти ровесница Гийому, но вавилонская блудница явно полагает, что ее возраст незаметен: утянулась непристойным манером в карминные одеяния, щеки рдеют ярче, чем положено природой, истончившиеся губы рассекают бледное, усохшее лицо похабной красной щелью.

За длинным дубовым столом расположились десять членов Высшей Курии Иерусалимского королевства, на скамьях вдоль стен восседали церковные прелаты. Его величество заговорил негромким, хрипловатым голосом, едва заметно заикаясь и чуть подавшись вперед от усилия быть услышанным:

– Мессиры, святые отцы, друзья мои и вассалы, нам следует принять правильное решение. Как вам известно, граф Триполийский и князь Антиохийский помогли атабеку Алеппо отстоять его владения от посягательств Саладина. В благодарность Гюмюштекин согласился освободить всех имеющихся у него франкских узников. Среди них мой дядя Жослен III де Куртене и Рейнальд де Шатильон. Гюмюштекин требует за графа Эдесского пятьдесят тысяч динаров, а за Шатильона сто двадцать тысяч. Чтобы собрать такую сумму, нам потребуется помощь церкви и ваша.

Остановился, с трудом сглотнул слюну. Король не любил говорить, потому что люди в это время смотрели на него, и во взглядах их читалась жалость. Епископ подал знак кравчему, тот поспешно подставил с левой стороны венценосца кубок с укрепляющим напитком. Дама Агнес заявила громко и уверенно, словно являлась первой среди достойного собрания:

– Я уплачу выкуп за брата из собственных средств.

По рядам баронов прокатился шорох одобрения. Гильом подпер щеку рукой, внимательно оглядел Курию, запоминая каждое слово, чтобы потом точно и правдиво изложить происходящее в хронике. Да почему бы Агнес и не уплатить за Жослена? Кому еще ее братец надобен? У графини Сидонской до сих пор имелась часть оставленного ей Амальриком графства Яффы и Аскалона, вдобавок ей принадлежала и вдовья доля от владений ее второго супруга, покойного Гуго д’Ибелина, а ныне – хоть этого и не заподозришь по ее разнузданному поведению – она шестой год пребывала замужем за Реджинальдом де Гранье, сеньором Сидонским. Имея столько богатых мужей, можно позаботиться о единственном неимущем братце! Но на доверчивого венценосца щедрость матери произвела благоприятное впечатление, он склонил голову:

– Мадам, я не сомневался, что вы сделаете все возможное ради нашего дорогого Жослена. Я не забуду этого. Остается Рейнальд де Шатильон.