Британия. Краткая история английского народа. Том 1.

С обеих сторон улицы Гэдли были усеяны мужчинами и женщинами, городскими и сельскими, желавшими видеть его; а когда они увидели его идущим на смерть, они стали плакать и кричать жалобными голосами: «Боже милостивый! Вот от нас уходит наш добрый пастырь!» Наконец путешествие закончилось. «Что это за место, — спросил он, — и что означает большое сборище народа?» Ему отвечали: «Это Олдгэмский луг, место, где вы должны пострадать, а народ пришел посмотреть на вас». Тогда он сказал: «Благодарение Богу, я как раз дома!» Но когда народ увидел его почтенное старческое лицо с длинной белой бородой, он разразился слезными рыданиями и криками: «Бог да спасет тебя, добрый доктор Тайлор; Бог да подкрепит тебя и да поможет тебе; Дух Святой да подкрепит тебя!»

Он пожелал говорить, но ему не позволили. Помолившись, он подошел к столбу, поцеловал его и стал в смоляной бочонок, поставленный вместо подножия; затем он прислонился спиной к столбу, скрестил руки, поднял глаза к небу и так был сожжен. Один из палачей грубо кинул в него полено, оно ударило его в голову и поранило ему лицо, так что по нему потекла кровь. Тогда доктор Тайлор сказал: «Друг, мне достаточно страданий, к чему еще это?» Новое проявление жестокости положило конец его мукам. «Так стоял он, не крича и не двигаясь, со скрещенными руками, пока Сойс не поразил его алебардой в голову, так что выпал мозг и мертвое тело упало в огонь».

Страх смерти не имел власти над подобными людьми. Обычно жертвы отдавались на казнь Боннеру, епископу Лондонскому, в епархии которого заседал осуждавший их совет. Хотя официальное участие в гонениях наградило его насмешливым прозвищем и всеобщей ненавистью, но от природы он, по-видимому, был человеком благодушным и сострадательным. Когда к нему привели мальчика, он спросил его, надеется ли он вынести сожжение. Мальчик тотчас, без трепета, протянул руку в пламя стоявшего рядом факела. Роджерс, сотрудник Тиндаля в переводе Библии и один из выдающихся протестантских проповедников, умер, окуная свои руки в пламя, «как будто это была холодная вода». На костре даже самых обычных людей на мгновение озарял поэтический блеск. «Молитесь за меня», — просил окружающих один мальчик, Уильям Гентер, приведенный на казнь домой, в Брентвуд. «3а тебя я буду молиться не больше, чем за собаку», — ответил один из них. «Тогда, Сын Божий, — сказал Уильям, — посвети на меня!» «И мгновенно солнце из темной тучи так ярко осветило его лицо, что он был вынужден отвести глаза; это удивило народ, так как только что было очень темно».

Своей тяжестью преследования обрушились на Лондон, затем на Кент, Суссекс и восточные графства — центры горнодобывающей и других отраслей промышленности; масса протестантов была изгнана за море и искала убежища в Страсбурге или в Женеве. Но террор вовсе не достиг целей, ради которых совершался. Под влиянием преследований снова проснулся дух вызывающей смелости и неистового насилия. Один протестант вместо четок повесил священнику на шею связку колбас. Восстановленные иконы подвергались грубому поруганию. На улицах снова стали слышны старые насмешливые баллады. Один жалкий субъект, доведенный до безумия, поразил в церкви священника, когда тот стоял с чашей в руке.

Более угрожающим признаком времени было то, что подобное насилие уже не вызывало в народе прежнего негодования. Отвращение к гонениям не оставляло места для других чувств. Каждая смерть на костре приносила его жертвам сотни сторонников. «3а эти 12 месяцев вы потеряли сердца 20 тысяч ревностных католиков», — писал Боннеру один протестант. Боннер никогда не был особенно рьяным преследователем и скоро почувствовал отвращение к казням; энергия прочих епископов тоже ослабела. Но Мария I и не думала уклоняться от выбранного направления. Порицания Совета подпитывали усталых прелатов новой энергией, и казни продолжались. Погибли уже два епископа: Гупер, епископ Глостерский, был сожжен в своем кафедральном городе; Феррар, епископ Сент Давидский, пострадал в Кермартене. В октябре 1555 года были выведены из тюрьмы в Оксфорде Латимер и Ридли, епископ Лондонский. «Будь мужествен, магистр Ридли! — воскликнул старый проповедник Реформации, когда пламя окружило его. — Сегодня мы, с помощью Божьей, зажжем такой свет, какой, я убежден, никогда не удастся потушить».