Планы Пима быстро разворачивались. Манчестер с войском соединенных графств двинулся на соединение с силами Ферфакса и Левна под стенами Йорка, а Уоллер и Эссекс сосредоточили свои войска вокруг Оксфорда. Карл I должен был ограничиться обороной. Ирландские войска, на которые он рассчитывал, были наголову разбиты Ферфаксом и Уоллером, и король казался совсем разбитым на севере и на юге; но он не отчаивался. На требование помощи Ньюкаслом он уже ответил присылкой из Оксфорда принца Рупрехта для собирания войска на границе Уэльса; блестящий партизан заставил снять осаду с Ньюарка и Лэтомхауза, пробрался через горы Ланкашира в Йоркшир, ускользнул от армии парламента и без помех прибыл в Йорк. Успех этой попытки побудил его на новый смелый шаг: он отважился на решительное сражение. Обе армии встретились 2 июля 1644 года при Марстон-Муре, и с наступлением вечера ружейная перестрелка привела к беспорядочной схватке. На одном фланге конница короля прорвала ряды неприятеля; на другом бригада О. Кромвеля также очевидно взяла верх над кавалерией Рупрехта. «Бог сделал их как бы жатвой для наших мечей», писал генерал под конец дня; но в пылу победы он удержал своих людей от преследования, чтобы поддержать нападение Манчестера на пехоту роялистов и разбить другой фланг их конницы, утомленной погоней за шотландцами.
Нигде сражение не было таким упорным. Один молодой пуританин, умирая на поле битвы, сказал склонившемуся над ним О. Кромвелю, что его мучит одно. «Я спросил его, что это, — записал впоследствии О. Кромвель. Он сказал мне, что Бог не позволил ему убить больше его врагов». С наступлением ночи все было копчено; дело роялизма на севере погибло с одного удара. Ньюкасл бежал за море, Йорк сдался, а Рупрехт с 6 тысячами конницы направился на юг, к Оксфорду. Удар был тем тяжелее, что обрушился на Карла I в тот момент, когда ряд блестящих и неожиданных успехов превратил в торжество грозившую ему на юге опасность. После одномесячной осады король, преследуемый Эссексом и Уоллером, покинул Оксфорд, выждал, пока Эссекс отправится в наступление на принца Морица при Лайме, и тогда, быстро повернув на отряды Уоллера, разбил и оттеснил их к Лондону за два дня до битвы при Марстон-Муре. Своим успехом Карл I воспользовался для преследования Эссекса, надеясь раздавить его между войсками, своими и Морица. По роковой ошибке, граф Эссекс углубился во враждебный ему Корнуолл, где король окружил его и так стеснил в горах, что вся пехота вынуждена была сдаться на милость победителей, в то время как конница пробилась сквозь горный массив. Но сам Эссекс бежал морем в Лондон. День сдачи ознаменовался торжеством роялистов в Шотландии, обещавшим разрушить то, что было достигнуто при Марстон Муре. Ирландские католики выполнили обещание, данное Карлу I, и высадили в Аргайле свой отряд; тогда, как давно было условлено, Монтроз бросился в горы и призвал кланы к оружию. Свое новое войско он повел на «ковенантеров» и при Типпермуре одержал победу, позволившую ему занять Перт, разграбить Эбердин и навести страх на Эдинбург.
Известия об этом побудили Карла I по возвращении с запада двинуться на Лондон, но хотя шотландцы были задержаны возле Ньюкасла, прочие победители при Марстон-Муре преградили ему 27 октября путь при Ньюбери; их войско было укреплено солдатами, сдавшимися в Корнуолле, но теперь снова выведенными на поле боя. Нападениям роялистов не удалось прорвать конницу парламента, а солдаты Эссекса смыли с себя позор поражения, бросившись на потерянные ими пушки и с торжеством вернув их в свои ряды. О. Кромвель мог бы воспользоваться этой минутой для победы, если бы темнота не помешала ему напасть со своей бригадой. Несмотря на просьбы его офицеров, Манчестер отказался от нападения. Подобно Эссексу, он опасался решительной победы над королем. Карл I получил возможность увести свою армию к Оксфорду и снова без помех явиться на место своего поражения.
Ссоре О. Кромвеля с Манчестером при Ньюбери было суждено придать войне новые окраску и направление. Едва Пим был погребен в Вестминстерском аббатстве, как Англия инстинктивно признала О. Кромвеля еще более гениальным преемником победителя при Марстон-Муре. Он родился в последние годы царствования Елизаветы, был сыном Гинчинбрука, представителя младшей линии знатного дома Кромвелей, и по женской линии приходился родственником Хемпдену и Сент-Джону. Смерть отца вызвала его, после короткого пребывания в Кембридже, в небольшое родовое имение в Гентингдоне, которое он променял на ферму в Сент-Ивсе. Мы уже знаем о настроениях в годы личного королевского правления, когда его среди «ожидания» и «мрака» преследовали мысли о смерти, а бездеятельное время поддерживало меланхолию, составлявшую основу его характера. Но, когда прошла пора угнетения, тотчас дала себя почувствовать его энергия. Отец Оливера вместе с тремя его дядями заседал в последних парламентах при Елизавете. Сам он был избран в палату 1628 года, а город Кембридж послал его своим представителем в Короткий и Долгий парламенты.