Ко времени прибытия второй партии — первого пополнения нашего отряда — дела у нас шли довольно неплохо, хотя все еще мешала нехватка офицеров для надзора. Я полностью доверил дальнейшую разработку этой схемы генералу Байрону, который очень скоро смог внести многие столь необходимые усовершенствования. Были приняты меры к тому, чтобы часть заработной платы выплачивалась наличными, а остальная часть выдавалась в виде продуктов питания из бесплатных столовых, устроенных в городе. Сокращение денежных выплат при одновременном снабжении работников натурой, то есть продуктами, успешно помогло устранить более крепких горожан, которые до сих пор составляли нашу главную проблему. Им нужны были только наличные, а необходимость получать частичную оплату в виде еды из столовых заставила их отказаться от работы.
Работа, которой занимались офицеры и унтер-офицеры, была, несомненно, благородной, но она казалась полной противоположностью любой той деятельности, которую ожидали эти прирожденные военные. Для отобранных именно за их боевые качества и страстно желающих «быстро заслужить славу на поле боя» явилось настоящим разочарованием на пути к славе застрять в персидской деревне и раздавать суп беднякам. Все, что я мог сделать, так это подбодрить их, нарисовав перед ними перспективу более героической деятельности в дальнейшем.
Нередко имели место случаи каннибализма, и наказание таких пойманных преступников выглядело еще страшнее, чем само преступление. Мулле с набитым брюхом легко приговаривать к смерти обезумевших от мук голода несчастных существ. Двух преступниц, мать и дочь, которые приготовили и съели одного из членов семьи (мальчика шести лет), забили камнями до смерти перед зданием телеграфа по приказу религиозных властей. В этом случае преступниками оказались женщины, с которыми не особенно считались. И они съели ребенка мужского пола. Возможно, бывали случаи, когда преступниками становились мужчины, а жертвами женщины, но я не знаю ни одного такого. Каждый раз это были женщины, которых предавали суду.
С ранней юности нас учили, что пользу приносит только правильно организованная благотворительность и что спонтанная благотворительность приносит больше вреда, чем пользы. Невозможно всегда действовать в соответствии с принципами, и глубочайшее удовлетворение от возможности облегчить страдания какого-нибудь несчастного может оказаться неосмотрительным поступком. Такой случай, произошедший лично со мной, преподал мне урок, который я запомню на всю жизнь.
Мы с моим другом, Хаджи Саад эс-Султани, прогуливаясь по базарам, подошли к хлебной лавке, где длинные полосы «сангака», или персидской разновидности чапати, соблазнительно висели на колышках, больше походя при этом на грязные тряпки, чем на хлеб. Перед лавкой стоял изможденный ребенок лет девяти и с тоской глядел на хлеб выпученными глазами. Я огляделся и увидел, что на улице нет признаков других нищих, опасаясь, что если они тут есть, то какой-нибудь подарок ребенку может вызвать драку. Искушение было слишком сильным, чтобы устоять, и я поспешно заплатил за большую чапати (они примерно в пять раз больше самых больших индийских экземпляров) и подарил ее несчастному ребенку. В одно мгновение весь базар пришел в состояние столпотворения, сонмы голодающих людей, доселе невидимых, казалось, падали с небес, и прежде чем я успел понять, что происходит, несчастный обладатель приза оказался буквально погребенным под массой дерущихся и кричащих людей, каждый из которых с убийственной страстью пытался завладеть кусочком хлеба. «Какое зверство!» — могли бы вы сказать. Но к чему оскорблять зверей?
Восстановление порядка оказалось непростой задачей. Без посторонней помощи владельца хлеба наверняка убили бы; поскольку это был хлеб, то его рвали на куски и втаптывали в дорожную грязь, а счастливые обладатели заглатывали куски целиком, в промежутках дрались, царапались, кусались и душили друг друга. Не было ни одного, кто не был бы покрыт кровью.
Наша деятельность продолжалась до тех пор, пока не подоспел урожай и когда держатели хлебных запасов начали избавляться от них, доказывая тем самым правильность моего предыдущего утверждения, что в стране имелось много пшеницы, которую я мог бы использовать, если бы мне удалось применить военную силу и выставить зерно на рынок.