В ответ на это требование я кратко изложил свою точку зрения в следующих словах: «Прошу передать бакинскому правительству, что мой нынешний уход ни в коем случае не является предательством, поскольку вы получили полное и исчерпывающее предупреждение о моих намерениях. Мои войска в течение всего дня, на протяжении шестнадцати часов, вели оборонительные бои без помощи или какой-либо реальной поддержки со стороны ваших войск, которые практически не участвовали в боях. При таких обстоятельствах я отказываюсь и дальше жертвовать их жизнями ради тщетного дела. Что касается их возвращения на исходные позиции на линии огня, то после шестнадцати часов боев они физически не способны выполнить этот приказ, и я такого приказа не отдам. Я немедленно отплываю».
На что Садовский принял свирепый и грозный вид и заявил: «Тогда флот откроет по вас огонь и потопит ваши корабли», на что я ответил: «Надеюсь, что нет» – и выпроводил их с корабля.
Штабной офицер прошептал мне на ухо: «Почему бы не арестовать их и не забрать с собой?» – полезное предложение, но я чувствовал, что мы можем добиться желаемого без каких-либо осложнений, и поэтому решил отказаться от этого.
Нам следовало отплыть к 11 часам вечера; канонерские лодки находились на некотором расстоянии от нас. Диктаторам потребовалось бы какое-то время, чтобы составить и передать флоту приказы, а революционные флоты не проявляют особой расторопности в их исполнении. Флот также не сильно беспокоился о каком-либо правительстве и был скорее настроен к нам дружески; в последний момент они могли засомневаться и, вероятно, не решились бы открыть огонь по единственным войскам, которые сделали хоть что-то ради спасения Баку от турок. Кроме того, мы уходили с потушенными огнями, а на канонерских лодках не осталось прожекторов, поскольку мы позаимствовали их для нужд фронта; при таких обстоятельствах мы вполне могли пойти на риск. Единственной реальной опасностью оставался сторожевой корабль, стоявший у выхода из гавани и проверявший все прибывающие и уходящие суда. Нужно было пройти в 500 ярдах от него, но мы шли крайне медленно, и ночь, к счастью, выдалась темной. Если бы сторожевик открыл огонь – а у него на борту не имелось ничего крупнее полевой пушки, – то вероятность того, что нас потопят, была ничтожной, так что риск не выглядел таким уж чрезмерным.
Когда часы пробили одиннадцать и коммодор Норрис отдал команду отчаливать, наступил тревожный момент. С мачт спустили три фонаря, подавая сигнал полковнику Роулинсону, что мы отчаливаем, и корабль бесшумно отошел от причала. Мы тихо скользили по спокойным водам гавани, капитан ловко управлял кораблем так, чтобы между нами и сторожевиком оставалось какое-нибудь стоящее на якоре судно или баржа.
Именно в такие напряженные моменты всегда случается что-то смешное, способное приблизить трагическую развязку. Тишину ночи вдруг разорвал взволнованный русский голос. Матрос бросился на палубу, восклицая в отчаянии: «Моя жена! Моя жена! Я оставил там свою жену! О, спасите мою жену!» Призыв, обращенный к сентиментальному экипажу, оказался куда более убедительным, чем любой приказ капитана корабля. Двигатели остановились, с лязгом и грохотом опустился якорь, судно медленно развернулось, снова подняло якорь, и мы легли на обратный курс, к пристани, где после некоторого ловкого маневрирования «Крюгер» стал бортом к причалу, а дама была спасена. Когда имеешь дело с революционными командами, приходится мириться со всеми подобными инцидентами. На судне заправляет экипаж, и любое вмешательство в его прерогативы приводит его во враждебное настроение и только вредит делу.
По-видимому, грохот якорных цепей не вызвал особой тревоги, и единственное, о чем я сожалел, – это о задержке и о том, что я несколько усложняю задачу полковнику Роулинсону, чей приказ следовать за «Крюгером» будет непросто выполнить.
При второй попытке отчалить раздался еще один полный мольбы женский голос, и мы опять задержались, чтобы принять на борт эту вторую несчастную душу, и, когда мы наконец отчалили, было уже далеко за полночь.
Все шло хорошо до того критического момента, когда мы, прокрадываясь за рядом стоящих на якоре барж, оказались прямо напротив сторожевого корабля. В этот момент какой-то хитрый недоброжелатель из экипажа включил все электрическое освещение на корабле. Вот теперь нас действительно ждет испытание!
Вместе с первой вспышкой света поступил сигнал со сторожевого корабля: «Кто вы? Немедленно станьте на якорь». На что мы с готовностью ответили о своем согласии и дали полный ход вперед.