Британские церкви во второй половине XIX – первой четверти XXI века: социальный и исламский вызовы

Помимо указанных заведений, на территории Англии и Уэльса действовали и другие школы, основанные нонконформистскими церквами и ориентированные на специфическую доктрину той или иной конфессии.

Особое место занимали католические школы. В XIX в. благодаря увеличению потока иммигрантов-католиков из Ирландии их число возросло, и они сыграли большую роль в адаптации переселенцев к британской действительности. Католическое духовенство рассматривало образование детей как жизненную необходимость для формирования их личности. Образование бедноты считалось приоритетом. Подрастающему поколению прививался религиозный взгляд на мир, противостоящий протестантизму[69].

В 1811 г. было учреждено «Национальное общество по получению образования для бедных, основанное на принципах и практики Церкви Англии» (National Society for Promoting the Education of the Poor in the Principles and Practices of the Church of England). Его покровителем стал Архиепископ Кентерберийский Арчибалд Кэмпбелл Тейт (Archibald Campbell Tait; 1811–1882)[70]. Общество опекало воскресные школы, но ставило своей задачей открытие постоянно действующих дневных школ в каждом приходе Англии и Уэльса. Был создан фонд для пожертвований, который предполагалось употребить для строительства школьных зданий и подготовки учителей. При ведении занятий учителя обращались к почти тождественной мониториальной системе А. Белла[71]. К 1851 г., за 20 лет до того, пока государство взяло на себя ответственность за школьное образование, на территории Англии и Уэльса под эгидой общества функционировали 12 тыс. школ[72].

Обращаясь к общему историческому контексту этого периода, отметим, что в 1832 г. была проведена первая избирательная реформа, положившая начало новому демократическому принципу представительства в Парламенте от количества населения. Благодаря реформе большие города, возникшие в ходе промышленного переворота, получили представительство в Парламенте, а так называемые «гнилые местечки» были его лишены. Таковыми были малонаселенные или совсем обезлюдевшие городки или деревушки, которые тем не менее обладали старинным правом представительства в законодательном органе. Собственниками «гнилых местечек», как правило, были члены аристократических семейств, которые могли направлять в Парламент своих родственников, назначенных депутатами, или продавать депутатское место на выгодных условиях.

В итоге реформы в Парламенте появились пока еще немногочисленные представители торгово-промышленной буржуазии, примыкавшие к вигам, связанным с торгово-промышленными кругами. В результате усилилось противостояние вигов и выражавших интересы короны и земельной аристократии тори. Благодаря снижению избирательного ценза увеличилось число выборщиков, что привело к повышению активности населения, особенно среднего класса, который ощутил себя причастным к процессу парламентских выборов. Процедура формирования правящего кабинета зависела теперь и от общественного мнения, превращавшегося постепенно в реальную политическую силу. Виги и тори начали перерастать в политические партии, начинавшие бороться за голоса избирателей[73].

Экономический прогресс и постепенная политизация общества объективно требовали вмешательства государства в развитие начального образования населения, что и было осознано властью.

14 марта 1833 г. в Палате лордов[74] и 30 июля того же года в Палате общин[75] обсуждался вопрос о принятии предварительных мер для введения всеобщего образования, что, по мнению парламентариев, должно было улучшить моральное состояние народа и содействовать развитию производства. Немного позднее, в 1834 г., в парламентском докладе о новом «Законе о бедных»[76] говорилось, что «обязанностью правительства является обеспечение религиозного и морального воспитания трудящихся классов (labouring classes) и что именно грамотность позволит рабочим людям осознать свою ответственность как граждан страны»[77]. Вместе с тем в Работных домах, созданных в соответствии с принятым законом, обучение грамотности их обитателей не предусматривалось.

Значение же новых законов заключалось в том, что они пересматривали елизаветинские подходы к бедности. Личная ответственность за свое благосостояние становилась базовой, что, кстати, соответствовало принципу протестантизма. Государственная поддержка считалась вынужденной мерой, а не правом личности. Получающий помощь имел размер пособия значительно ниже, чем заработок неквалифицированного рабочего, что, естественно, стимулировало бедноту на поиски любой работы[78].

Иначе говоря, новые законы о бедности способствовали сбережению бюджетных средств и одновременно обеспечивали промышленность, торговлю и мореплавание особой категорией рабочих, согласных на низкий заработок и самые тяжелые условия существования.