Британский вояж

– Ваше величество, я полагаю, что присутствие адмирала Лазарева на переговорах будет весьма полезно, – сказал Бенкендорф. – Как мне кажется, он быстро найдет общий язык с моряками из будущего. Я видел, как господин Пирогов общается с тем же лейтенантом фон Краббе. Хотя между ними разница более чем в полторы сотни лет, они понимают друг друга с полуслова, будто вместе сидели за одной партой в Морском корпусе. Моряк моряка видит издалека.

По словам того же господина Пирогова, адмирал Лазарев ценен не только тем, что он опытный мореплаватель, открывший новый континент, и отважный командир, прославивший себя во время Наваринского сражения, но и тем, что он оказался в их истории прекрасным воспитателем офицеров. Именно при нем на Черном море появилась «Лазаревская школа», из которой вышли отважные адмиралы Нахимов, Истомин и Корнилов, геройски погибшие во время обороны Севастополя. Моряки тогда дрались, как герои, предпочитая умереть под градом вражеских ядер и бомб, но не отдать врагу свой город. За 349 дней обороны Севастополя из шестнадцати тысяч моряков на бастионах было убито около пятнадцати с половиной тысяч человек. Можно сказать, что Черноморский флот погиб весь, полностью, но не сдался врагу.

– Из шестнадцати тысяч человек уцелело всего пятьсот? – воскликнул пораженный Николай. – Боже мой, какие страшные потери! Нет, Александр Христофорович, я сделаю все, чтобы эти храбрецы остались живы и верно служили России.

Граф, я попрошу вас срочно вызвать из Севастополя в Петербург Михаила Петровича. Надо рассказать ему о наших друзьях из будущего и, если представится возможность, отправить его в XXI век для того, чтобы он познакомился с флотом наших потомков. Думаю, он увидит там много для себя интересного и полезного. А пока мы будем ждать возвращения из британской командировки подполковника Щукина и его спутников. Вы, граф, не получали еще известий от них?

– Нет, ваше величество, пока никаких сведений от них не поступало. Но отсутствие плохих новостей – это уже хорошая новость. Думаю, что Олег Михайлович сумеет поймать этого зловредного сэра Уркварта и привезти его сюда. Я почему-то в этом не сомневаюсь. Будем ждать, ваше величество, это единственное, что нам остается…

* * *

«…Накаркал-таки этот чертов мореман Пирогов, – подумал про себя Олег, наблюдая за тем, как волны вокруг «Богатыря» становятся все больше и больше, а ветер дует все сильнее и сильнее. – Похоже, что шторм будет, и не слабый. А вот и сам Пирогов – легок на помине…»

Игорь подошел к стоящему на мостике нахохлившемуся Щукину, подмигнул ему и пошутил:

– Ну что, покачаемся на качелях? – намекая на то, что размахи бортовой качки становились все больше, а некоторые из экипажа пароходо-фрегата оттого позеленели и резко заскучали.

Потом Пирогов посерьезнел и добавил:

– Вообще-то мне как-то не доводилось штормовать на колесных пароходах. И как оно все будет – мне известно лишь теоретически. Думаю, что полученных при этом впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь.

– А что, корабли с колесным движителем ведут себя в шторм как-то по-другому? – поинтересовался Олег, у которого с усилением качки рот стал заполняться вязкой и противной слюной, а желудок начал подпрыгивать и непроизвольно сжиматься.

– В общем, да, – ответил Игорь, – все дело в том, что при сильной бортовой качке правое и левое гребное колеса поочередно полностью выходят из воды и, соответственно, погружаются в воду слишком глубоко. Корабль при этом рыскает, плохо держась на курсе. Кроме того, при волнении колеса подвергаются большим динамическим нагрузкам, выводящим их из строя. Ломаются плицы, бывает и все колесо рассыпается. Мы пока идем под парусами, и нам остается лишь надеяться на выучку команды и опытность офицеров «Богатыря». Так что, Олег Михайлович, на машину надейся, а про паруса не забывай. Но давайте уйдем в кубрик, чтобы не мешать команде. Все равно мы ей ничем помочь не можем.

По дороге в кубрик Щукин решил заглянуть в узилище, где находился их самый ценный трофей – мистер Уркварт, чтобы удостовериться в его полной целости и сохранности.

Шотландец, похоже, качку переносил нормально, но был зол, как собака, и вместо приветствия что-то прорычал в адрес Олега – явно не ответное пожелание здоровья и благополучия.

Потом он немного успокоился и наставительно заявил, что шторм – это кара Господня русским еретикам за их дерзость и гордыню, и что он будет очень рад, если корабль пойдет ко дну. Правда, мистер Уркварт, похоже, забыл, что он тоже находится на этом корабле и попадет в «рундук Дэви Джонса» вместе со всеми остальными членами экипажа «Богатыря». Оставив в одиночестве негостеприимного шотландца, Щукин отправился в каюту своей дочери.

Там, на рундуке, стоящем в углу каюты, сидела Надежда, непринужденно беседовавшая о чем-то с Сергеевым-младшим и лейтенантом Невельским. На небольшом столике перед ними стояло блюдо со спелыми яблоками, свободно разгуливающее по столешнице во время крена корабля то в одну, то в другую сторону.