– - Ну, вот, -- опять проговорил Федор, -- выходит, какой кому талан. Не родись пригожим, а родись счастливым, а наука тут ни при чем. Коли тебе не дано, то будь у тебя хоть вот какая голова, а все ничего не выйдет.
– - У Коняшиных вон, как были живы старики-то, -- молвил Гаврила, -- и неученые дела вели, а как подросли сынки-то да обучились всему, от дела-то отбились. Один в заграницу уехал, другой на какой-то цыганке женился, третий пулю в голову пустил, и пошло все прахом. Бывало, кто под Девичьим гремит? Коняшины. А теперь и дома-то их незнамо кому попали…
– - А Гусаковы-то: тоже сынки растрясли. Какие корпуса, братцы мои, стоят, а без окон, без крыши!.. Пройдешь мимо, жуть берет, а что прежде в этих корпусах делалось?!
В разговор ввязались курчаки, и пошли воспоминания о прежнем, оценка теперешнего. Захар встал, незаметно вышел из спальни и прошел опять под навес еще раз посмотреть, где и что как расположено.
Вечером Иван Федорович позвал Захара в дом и дал ему выписку своих давальцев с их адресами, рассказал, когда к кому являться и к кому обращаться. А чтобы ему легче было все разыскать, он обещал дать ему на первый раз мальчика из красильни, который иногда ездил с прежним ездоком.
На другой день утром Захар стал справляться в город.
Во время закладывания лошади вышла заминка. Захар не мог легко закинуть ломовую дугу, и ему трудно было стягивать хомут. Иван Федорович, глядя на это, сурово сдвинул брови, но ничего не сказал.
– - Смотри не перепутай, кому что, -- крикнул вслед выезжавшему со двора Захару Иван Федорович.
– - Будьте покойны! -- уверенным тоном ответил Захар.
Он вернулся поздно, так как на первых порах ему пришлось делать большую объездку: наверстывать вчерашний день, но он все сделанное роздал и, где что было, снова взял. Он привез пять кип, рассказал, как какую кипу делать, и пока красильщики таскали бумагу, он выпряг лошадь, убрал ее, напоил, задал корму другим двум лошадям и пошел в артельскую кухню обедать. Кухня помещалась в подвале под хозяйским домом. В кухне в это время пили вечерний чай дядя Алексей, красильный мастер, Василий Федоров, угрюмый, пожилой мужик, раскрашенный, как попугай, во всевозможные краски, дворник Михайла, Гаврила и Федор Рябой. Захар сказал им: "Чай да сахар", -- и попросил кухарку собрать ему с мальчиком обедать.
Кухарка подала им большой ломоть хлеба, чашку щей и один паек говядины на большом деревянном кружке. Паек полагался Захару, мальчику говядины не было. Захар и мальчик с жадностью набросились на еду и ели долго, молча. Пока они обедали, все отпили чай и ушли из кухни, остался только дядя Алексей. Захар тоже подвинулся к самовару, налил себе чашку. Дядя Алексей подсел к нему и спросил:
– - Ну, что, милая душа, съездил в город?
– - Съездил.
– - Разыскал давальцев?
– - Разыскал.
– - На чаек нигде не попало?
Захар вопросительно взглянул на него.
– - Что глядишь? Ездокам ведь дают: сложит товар, а ему где пятачок, где гривенник. Егор так много нажил.
– - Мне нигде не дали, -- сказал Захар.
– - Стало быть, не просил, а ты проси; как отделаешься, так и проси: пожалуйте, мол, на чаек.
Захар на это ничего не сказал.
– - А еще больше, душа милая, -- продолжал дядя Алексей, -- он наживал вот как… хозяин-то не по всем давальцам ездит, с маленьких-то велит ездоку получать. Вот получит тот сто или полтораста рублей и сейчас на эти деньги купит сериев или еще каких бумаг, отхватит у них на год купоны и говорит: "Мне их за настоящую цену уплатили". Хозяину-то бы только получить, -- он не погонится за тройчаткой или пятеркой; а у ездока-то от этого в кармане и припухнет.
– - Всякие дела делаются! -- вздохнув, проговорил Захар.
– - А то как же! хорошо жить захочешь -- все увертки выучишь…
– - А это нешто хорошо? -- спросил Захар.
– - Не хорошо, да выгодно, -- невозмутимо проговорил дядя Алексей, -- грех, да сладко. На белом свете, милая душа, один бог без грехов, а нам, грешным, правдой-то не прожить.
– - Особливо, если не будешь стараться, -- слегка покраснев, проговорил Захар.
– - И стараться будешь, на правде ничего не добудешь. От трудов праведных не наживешь палат каменных… А как маленько прилукавишь, оно и того… Вон Михайла-дворник семь рублей получает, а ходит щеголем да еще "Дюшес" курит, то и дело в пивную летает. Что же это он -- с одного жалованья?.. Так-то, милая душа! А ты, что мимо рук плывет, -- не упускай. Лови галку и ворону, а руку набьешь -- и сокола убьешь. Обидеть ты этим никого не обидишь, а у тебя все будут денежки водиться.
Дядя Алексей встал со скамейки, истово помолился на иконы, надел картуз, вздохнул, запрятал руки за грудь фартука и медленно пошел из кухни. Захар остался один.
Захару приходилось ездить в город каждый день. Он вставал в пять часов, выкидывал навоз из конюшни, поил лошадей, засыпал им овса и шел пить чай. Потом он подмазывал полок, накладывал готовую бумагу, увязывал ее, накрывал брезентом и выводил запрягать лошадей.