– Чтоб тебе типун на язык вскочил! – огрызается рыжий парень и уходит из толпы.
– Эй, ребята, глядико-сь левее: вон и скубент появился! Кончил курс в нетряситете, а теперь состоит в нищенском комитете!
Молодой человек, на которого обрушилась эта острота, в смущении отошел в сторону.
– А сам-то я хоть и паша, зато у меня в кармане ни гроша! Вот не пожалует ли кто?
Сняв шляпу и перевесившись через перила балкончика, дед протягивает руку к публике. Но никто не тронулся с места, никто не подает ему в шляпу.
– Стой, стой, не все зараз! – кричит дед.
– Ха, ха, ха!
Хитрость удалась как нельзя лучше, и на балкон полетели медные и серебряные монеты.
– Эй, дед, лови!
– Старик, лови!
К вечеру дед до того умаялся за болтовней, что совсем охрип и осип и говорил шепотом.
На горах артели «каталей» приглашают публику прокатиться. Одетые в коротенькие полушубки, в рукавицах, с санками в руках, катали то и дело выкрикивают:
– Прокатиться не угодно ли?
– Пожалуйте, прокачу!
Некоторые седоки, особенно дамы, стремглав спускаясь с горы, вскрикивают, чем и доставляют немалое удовольствие толпе, шпалерами стоящей на протяжении всего раската.
– Эй, тетка, ребенка-то потеряешь! – кричит кто-то бабе, вздумавшей прокатиться со своей малюткой.
Следует упомянуть и о раёшниках, которые тоже с успехом подвизаются на гулянье.
– Пожалуйте, господа, панораму смотреть!
Около раешника – всегда толпа разной молодежи, преимущественно школьников и гимназистов.
Посмотреть на народное гулянье приезжают и воспитанницы Смольного института. В царских каретах смолянки объезжают гусем вокруг Марсова поля и возвращаются домой. Народ толпится шпалерами, заглядывая в окна карет.