Брюхо Петербурга. Общественно-физиологические очерки

– Да тут поневоле околеешь.

– Орешь, орешь и надорвешься!

Около балаганов остановились две наемные кареты, запряженные росинантами. Привезли хор цыган на репетицию. На сцену вышли смуглолицые, черноокие цыганки и уселись на доске, утвержденной на двух тумбах; впереди, с молодецкой осанкой, стоял бандурист, наигрывавший цыганские песни. Под аккомпанемент его игры хор пропел несколько номеров, сопровождая свое пение криками и взвизгиваниями. Поодаль, подбоченившись, стоял сам хозяин балагана: он заранее уже рассчитывал, какой эффект должны были произвести цыгане, тем более что ни в одном балагане их бюльше не будет, как только у него. Перспектива хорошего сбора вызывала благодушное настроение.

– Ну что, Иван Иванович? – обратился дирижер к хозяину.

– Ничего!

– Не беспокойтесь, не ударим лицом в грязь! Довольно или еще пропеть?

– Не надо!

Цыганки стали выходить из балагана, направляясь к карете. Некоторые из них курили папиросы, другие кокетливо улыбались. Почти у всех лица помяты от бессонных ночей.

– Откуда они?

– Из Новой Деревни.

– Номерные?

– Поют по приглашению…

В качестве актеров фигурируют на балаганах и дети, на долю которых выпадают роли амуров, гномов и т. п.

Во время репетиции сверху спустилась на сцену доска, висевшая на проволоках в горизонтальном положении. Целая дюжина амуров стали на доску, которая при помощи валика поднимается к самому потолку. Это все были девочки лет десяти.

– Смирно стойте, дети!

Дети стояли по трое в каждой группе; средние девочки, постарше, обхватили за талию стоявших по бокам своих подруг, а эти последние держались ручонками за проволоки. Медленно вертелся подъемный вал, и девочки поднимались выше и выше.

– Вниз не смотрите, а то голова закружится!

Дети стояли точно вкопанные.

– Картина будет великолепная! – воскликнул режиссер, обращаясь к хозяину балагана. – Амуры реют в облаках!

– А не лопнет проволока? Чтобы скандала не вышло! Не слетел бы кто-нибудь!

– Не слетят!

– Ведь на шаг от опасности!

– Ничего!

Опыт удался, и амуры мало-помалу спустились на сцену. Почувствовав себя на твердой почве, девочки принялись усовещевать свою подругу, зачем она трусит.

– Трусиха!

– Что такое у вас?

– Да вот она трусит!

Девочка сконфузилась и заплакала.

– Ваша мамаша здесь?

Народное гулянье на Марсовом поле

– Нету, она занимается поденной работой и сегодня на стирке…

Карусели и качели – любимая забава для простого народа. Карусели приводятся в движение поденщиками, которые при помощи рычагов вертят шестерню. Лишь только начнут ставить карусели, мужики слоняются на Марсовом поле от одного хозяина к другому с предложением – не надо ли «повертеть»?

– Куда, земляк, идешь?

– Карусель Никифора ищу: три года у него вертел, придется еще повертеть.

– Много ли он платит?

– Семь гривен за день!

Несмотря на такую ничтожную плату, желающих вертеть находится, однако, с избытком, так что приходится многим отказывать. Чтобы привести в движение от 20 до 30 каруселей, имеющихся на Царицыном лугу, требуется до 200 вертельщиков. При каждой карусели имеется две смены вертельщиков: пока одна смена бегает по кругу, другая – отдыхает. С открытием гулянья, первый «поезд» на каруселях полагается даром. Шесть туров считаются за партию, за что взимается, смотря по месту, от 5 до 10 копеек.

– Наш хозяин на карусели денег не жалеет! К празднику коней велел красить, подновить!

– Где бывает больше публики?

– Понятно, у нас! Всякий норовит сесть на коня-то пофорсистей! Оглядите, ведь это что твой конек-горбунок!

– Только пар из ноздрей не валит!

Действительно, деревянные кони были окрашены в разные цвета, уши и ноздри отличались ярко-красной окраской.

Карусели с зыбками вертятся наподобие крыльев ветряных мельниц. В каждую зыбку помещается по два человека; за удовольствие взимается по 3–5 копеек с персоны. Чтобы во время качания кто-нибудь не вылетел из зыбки, дверцы ее запираются на задвижку.

Снеговые горы устраиваются одна против другой, так что, скатившись с одной горы, тотчас можно подняться на другую и начинать удовольствие снова. По обеим сторонам раската насажены елки.

Масленица наступила, и балаганных дел мастера приготовились. Нигде в России не бывает такого шумного разгула, как на масленой неделе в Петербурге. Занятый тяжелой трудовою деятельностью, фабричный и мастеровой народ в своей повседневной жизни редко показывается на улицах столицы. Зато на масленой неделе, когда работы на фабриках и заводах приостанавливаются, рабочие на время свободны, – они слоняются по улицам и площадям, чтобы «разгуляться». Из окрестностей Петербурга приезжают десятки тысяч чухон: низкорослые выносливые лошаденки, запряженные в маленькие санки, то и дело шмыгают по улицам столицы, побрякивая бубенчиками и колокольчиками; впереди саней сидит чухонец, в полушубке, с трубкой во рту и с хлыстом в руке. На сиденье саней накинут коврик, сшитый из разноцветных лоскутьев руками трудолюбивой чухонки.