Брюки мертвеца (ЛП)

— Потому что я, блять, испуган, Марианна! Испуган обязательствами, испуган любовью, — и моя рука падает ей на плечо, а я начинаю опускаться на колени. — Знаешь песню 10сс «I’m Not in Love»? Ту, где парень поет, что он отчаянно погряз в любви, но очень пытается это отрицать? Это моя песня тебе, — и вижу, как ее лицо невольно вспыхивает. — Я — тот парень! Испуган интенсивностью чувств, которые испытываю к тебе.

— Ох, отебись, Саймон...

— Смотри, ты не хочешь этого слышать и я, блять, не виню тебя. Знаю, что ты думаешь: как у него внезапно появились яйца, чтобы стать мужиком, и рассказать о своих ебаных чувствах? — я смотрю на нее. — Ну, ответ — это «ты». Ты задала курс. Ты верила в меня. Ты показывала мне любовь все эти годы, пока я был слишком испуган, чтобы ответить взаимностью. Теперь я заканчиваю убегать и прятаться, — я падаю на колени возле ее ног и достаю кольцо. — Марианна Карр... Знаю, что ты поменяла фамилию, — добавляю, забыв ее новую фамилию, — ты выйдешь за меня замуж?

Она шокировано смотрит на меня:

— Это по-настоящему?

— Да, — говорю ей и всхлипываю. — Я люблю тебя... Прости за всю боль, что причинил тебе. Хочу провести остаток своей жизни, исправляя все это. По-настоящему, — говорю я, представляя, как она повторяет эту историю друзьям в каком-нибудь винном баре на Георги Стрит. Он сказал, что это по-настоящему. — Пожалуйста, скажи «да».

Марианна смотрит в меня. Наши души сливаются вместе, как пастель в горячем рту — ее горячем рту — и я думаю о первом разе, когда мы трахнулись, когда ей было пятнадцать, а мне семнадцать, и обо всех десятилетиях, которые я соблазнял ее и в итоге был соблазнен ей.

— Боже... я, наверное, пиздец сумасшедшая, но верю тебе... Да! Да! — поет она, пока поток воды течет вниз по лестничной площадке, намачивая наши ноги.

— Что за хуйня? — встаю я, и тут Рентон. Видя, как мои штаны мокнут, я вытягиваю руки. — Марк! Угадай что! Я только что... — Его голова прилетает мне в лицо.

31. Рентон — расплата

Мой лоб чувствует сладкий, охрененный хруст переносицы уебка. Он бьет рукой по перилам, звук разносится гонгом по лестничной площадке, но это не останавливает его падения. Смотреть, как дрочила катится вниз по ступенькам, как та старая игрушка-пружинка — прекрасное зрелище. Он останавливается, ударившись о холодный металл у изгиба пожарной лестницы, вымоченный водой, текущей по ступенькам. На секунду страх парализует меня: я боюсь, что он сильно ударится, пока падает. Марианна помогает ему, держит его голову, кровь хлещет из погнутого, как в мультике, носа на голубую рубашку и бежевый пиджак.

— Еб твою мать, Марк, — кричит она на меня, и ее глаза сверкают бешенством.

Я подхожу ближе и жду, пока не слышу его протест:

— Трусливая атака... так недостойно...

— Так чувствуются сто семьдесят пять тысяч, ты, уебок!

Зубы Марианны оскалены, кончик носа красный, она рычит на меня:

— Как ты мог это сделать?! У меня нет чувств к тебе, Марк! Это было всего лишь на один раз! И это после того, что ты мне передал?!

— Я не... Я...

Больной встает на ноги. Его нос выглядит изогнутым и деформированным. Я снова тревожусь, будто нашел и потом испортил спрятанное сокровище; теперь, когда я подправил его лицо, стало легко заметить, что благородный хобот был главным источником его харизмы. Теперь беспорядочные бордовые сгустки капают на железный пол. Его стеклянные глаза до краев заполняются яростью, переключаясь с меня на Марианну:

— О ЧЕМ ВЫ, БЛЯТЬ?

Толпа поклонников искусства на носочках проходит мимо нас напряженно и робко.

Марианна пытается сказать, что я передал ей... Вики... еб твою мать, наверное, я передал Больному хламидию! Пришло время моего бегства.

— Я оставлю вас, влюбленных голубков, наедине, — говорю им, возвращаясь обратно в хаос. Дверь распахивается, чуть не ударив меня в лицо, пока другая группа людей проходит мимо меня, плеща ноги в воде.

В выставочной комнате обеспокоены все, кроме Бегби, которого, кажется, не ебет, что его работы могут быть испорчены. Вода продолжает стекать по стенам, но он стоит с довольной улыбкой, которая была у него раньше после резни в баре или на улице. Из нервного мудилы, который выходит из себя из-за пустяков он превратился в уебана, которого ничего не волнует. Ищу Конрада — только чтобы убедиться, что ожиревший голландский маэстро исчез в лимузине с уродливой моделью, и по трассе М8 едет на гиг. Потом я сваливаю оттуда, направляясь к другому выходу, чтобы не столкнуться с Больным и Марианной. Выбираюсь через уходящие толпы в спокойную ночь и иду в отель. Прохожу мимо Спада, припаркованного на тротуаре. Он развалился на руле и корзине его скутера для инвалидов в глубоком сне. Если я его разбужу сейчас — подвергну его большому риску, так как он попытается поехать домой. Лучше оставить. Я направляюсь по средневековым холмам города в свой отель.