Брюки не требуются

Всего несколько мгновений назад я мог бы подумать, что устал, но у моего члена другое представление, он уже снова поднимается через несколько минут после оргазма. Это гребаное безумие. Когда она где-то рядом со мной, мне кажется, что я хожу с постоянной эрекцией.

Как только она видит меня, то отдергивает руку. И тут я вижу свою одежду, зажатую в ее руке.

Я хмурю брови.

— А это для чего? — спрашиваю я.

Практически ничего не выражая, она наклоняет голову и одаривает меня тем сексуальным взглядом из-под опущенных век, который мне так нравится.

— Чтобы ты не шел домой голым.

Мое удивление должно быть заметно на моем лице.

— Ты выгоняешь меня?

По какой-то причине я просто думал, что останусь.

Все еще с непроницаемым лицом, она, кажется, обдумывает мой вопрос.

— Я бы так это не назвала, — отвечает она.

После нескольких секунд молчания я спрашиваю:

— Что, если я откажусь уходить?

Вместо того чтобы ответить мне, она поворачивается лицом к кровати, ее рука подносится ко рту, а из горла вырывается смешок.

— Тогда, я думаю, ты можешь остаться, — борется она со смехом.

Да, она подловила меня.

Прищурившись, я смотрю на нее, хотя она меня не видит, мне нужно сделать выбор. Уличить ее в блефе и уйти или обеспечить окончательную расплату. Конечно, я выбираю последнее.

Бросившись к ней, я прижимаю ее к кровати, разворачиваю и завожу ее запястья за голову.

— Это было подло, просто ужасно подло.

Она прикусывает губу и смотрит на меня снизу вверх.

— Я ничего не могла с собой поделать, но выражение твоего лица было бесценным.

Я беру оба запястья в одну руку, а другой нащупываю ее живот.

— Расплата — та еще сука, детка.

Эта улыбка. Черт, эта улыбка.

— Нет, прекрати. Я боюсь щекотки.

— Тебе не следовало говорить мне этого, — бормочу я и щекочу ее от подмышек до самого низа живота.

— Остановись, пожалуйста, это была расплата за вибратор.

— Скажи: «Камден Уотерс — Бог секса», и я остановлюсь.

Ее тело подпрыгивает, смех становится все выше и выше, и я чувствую, как что-то странное происходит у меня в груди из-за этого.

— Пощади! — взывает она.

Наклоняясь так, что наши носы почти соприкасаются, я жарко дышу ей в губы.

— Скажи: «Камден Уотерс — Бог секса».

Если кто-то и был мастером щекотать, то это я. Просто спросите об этом мою сестру. Раньше я так выводил ее из себя тем, что ей приходилось говорить, чтобы заставить меня остановиться. Конечно, ни одно из них не носило сексуального характера, но ее бесили такие вещи, как «Мой брат всегда прав» или «Мой брат самый лучший на свете». Это было так весело. Это в равной степени верно, а затем и некоторые другие фразы.

Макайла замирает, из ее глаз текут слезы, и вот, наконец, это происходит.

— Камден Уотерс — Бог секса.

— Прости, не расслышал.

— Камден Уотерс — Бог секса! — кричит она.

Удовлетворенный ее репликой, я останавливаюсь.

— Думаю, теперь об этом знают все.

Она бьет меня кулаком, и я снова хватаю ее за руку, на этот раз подтягивая к изголовью кровати и прижимая ее плотнее к себе, спиной ко мне.

Счастливый таким поворотом, я наклоняюсь, чтобы натянуть на нас простыню, а затем целую ее между лопаток. Она подсовывает руку под щеку.

Моя рука скользит вверх и вниз по ее бедру, сдвигая простыню движением, похожим на волны, набегающие на океан.

Проходит некоторое время, затем Макайла поворачивается и кладет голову мне на плечо.

Я целую ее в волосы.

— Я не знаю, что между нами, но я не могу выкинуть тебя из своей головы.

— Я тоже не знаю, но тоже это чувствую.

Это все, что нужно сказать на данный момент.

— Хорошо.

Ее кончики пальцев легко танцуют по моей коже, и вскоре она прослеживает букву «Б» на моей груди. Она никогда не спрашивала меня об этом, но полагаю, что ей должно быть интересно.

Слова просто вырываются наружу.

— Мы называли себя ABC: Амелия, Брэндон и Камден. Брэндон был самым старшим. Он всегда был любителем повеселиться. Я был средним ребенком и самым ответственным. А Амелия, ну, она была нашей маленькой принцессой.

Рука Макайлы на мгновение замирает, прежде чем продолжить поглаживать мою грудь.

— Брэндон, он Б?

Я киваю головой.

— Да. Он умер чуть больше года назад.

Она поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.

— Расскажи мне о нем.

— Он всегда был душой вечеринки. Его все любили. У него было такое притяжение, понимаешь?

Она понимающе кивает.

— Это всегда заставляло всех хотеть быть рядом с ним. Но шли годы, а он просто отказывался взрослеть и брать на себя ответственность. Это всегда было моей ролью — заботиться о нас троих, пока наши родители спорили о своем жизненном пути.

Макайла слушает без комментариев.

— Это то, что, черт возьми, бесит меня больше всего. Все, что ему нужно было сделать, это поговорить со мной. Сказать мне, что он чувствовал. Я бы помог ему всем, чем мог. Вместо этого теперь каждый раз, когда я смотрюсь в гребаное зеркало, я жалею, что сделал эту чертову татуировку, потому что это только напоминает мне, как я зол на него.

Она поднимает голову, но снова ничего не говорит.

Я закрываю глаза.