Брюс. Дорогами Петра Великого

— Большим воеводой-то не я был, государь! — не без горечи ответствовал Гордон. — А князь Василий советы мои не принял, вот и встал перед Перекопом в солёной степи на якорь как флагманский корабль в полный штиль!

— Да, не задули, знать, добрые ветры в ваши паруса! — усмехнулся Пётр. — В первый поход пожары путь застили, во второй без воды остались! — и добавил зло: — Пророк Моисей израильтян по дну морскому провёл, а наш новообъявленный Моисей, Васька Голицын, даже в Гнилом море штаны не обмочил. Нет! Так не воюют!

— Согласен, государь, так не воюют! — выговорил Гордон.

Борис Алексеевич поднялся, быстренько налил ему рюмку водки, высоко поднял тост:

— А теперь выпьем, други, за старого и испытанного воина, Патрика Гордона!

— Согласен, боярин, выпьем за боевого генерала! — царь, чокаясь с Гордоном, прошептал: — А я бы твои советы принял, Пётр Иванович. Дай Бог, будем ещё вместе в боевом походе, всегда твой совет услышу!

К немалой радости Натальи Кирилловны, когда по её знаку в столовую подали жаркое: поросёнка с гречневой кашей и гуся с капустой, — Петруша сидел, полуобняв генерала. По всему можно было заключить, что отныне меж ними мир да любовь!

И точно, когда между Петром и Софьей, возникла в тот же 1689 год великая распря, и государь бежал в Троице-Сергиевский монастырь, 4 сентября в монастырь явился и генерал Гордон со всеми офицерами-иноземцами. Яков Брюс и брат его Роман пришли к Петру ещё ране, в строю преображенцев.

Кончилось то дело, как известно, полной победой Петра: правительницу Софью отправили в монастырь, Василия Голицына сослали, Шакловитого казнили.

Молодой Пётр стал царём-самодержцем.

Среди главных обвинений, предъявленных князю Василию, значилось и такое: «быв послан в 1689 году в Крымские юрты, князь Василий Голицын, пришед к Перекопу, промыслу никакого не чинил и отступил, каковым нерадением царской казне учинил великие убытки, государству разорение и людям тягость».

Первый Азов

Воевать под Азовом в 1695 году оказалось куда как сложней, чем под потешной московской крепостцой Пресбург. Янычары, сидя на высоком валу, окружавшем каменные бастионы, били из-за палисадов часто и метко. Злые турецкие пульки легко находили жертвы в неглубоких солдатских шанцах, которыми солдаты Гордона и стрельцы Автонома Головина и Франца Лефорта опоясали Азов. А на другом берегу, в степях Дона пылила крымская орда, с востока наскакивали разъезды ногайцев, а в нескольких верстах к югу, на взморье, белели паруса турецкой эскадры. Словом, непонятно было: то ли русские окружили Азов, то ли турки и татары окружили московское войско? Тем более что в тылу русского лагеря торчали две каланчи с турецкими гарнизонами, и Дон перетягивали свинцовые цепи от одной каланчи до другой, преградив проход московским судам от пристани у речки Койсуги, на которой скопились все запасы царской армии, до засевших в шанцах осадных полков.

Хорошо нашлись охотники, донские казаки. Они взяли ночным штурмом одну из каланчей, после чего турки из другой ушли сами. Речной путь к войску был открыт, баржи и струги подвезли в полки провиант, сбитень и водку — солдаты наелись до пуза, запили водочкой и погрузились в сладкую, но тяжёлую послеобеденную дрёму.

А турки тут как тут! Янычары бесшумно перешли ров и ворвались в окопные шанцы. Многих — стрельцов и солдат — сонными повязали и угнали в Азов, чтобы дале отвезти на Кафу и продать там на невольничьем рынке гребцами на каторжные галеры!

Янычары чуть было не дошли до царского шатра, да спасибо караульной роте преображенцев — не проспала манёвр неприятеля и встретила его дружным залпом. Господь выручил, от диверсии отбились!

Солдаты и стрельцы люто осерчали на турок и, когда генералы кликнули охотников на штурм твердыни, вызвались тысячи. Дабы облегчить штурм, на другом берегу Дона князь Василий Долгорукий поставил батареи тяжёлых орудий, которые за час смели прибрежные турецкие палисады.

— Никак взяли Азов, генерал? — обратился Пётр к Долгорукому.

— Да нет, государь! Стрельцы Лефорта и Головина опять перед высоким валом залегли. Да и что из них за воины? Так, московские лавочники и сидельцы, — сердито вырвалось у князя. — А турки, глянь, из замка резерв свой вывели, да по нашим шанцам из тяжёлых пушек палят!

Пётр и сам видел: толпа беспощадных янычар ворвалась на взятый гвардейцами больверк и всю долину затянуло пороховым дымом от взорвавшихся тяжёлых бомб — турецкие пушки из замка били непрестанно.

Одна из бомб взорвалась и в колонне тамбовцев, бросившихся было на выручку гвардейских полков. Впереди своего полка под знаменем вышагивал старый полковник Виллим Брюс. Так он и пал от осколка бомбы, под полковым знаменем. Тамбовцы ударились после того в ретираду, но солдаты-знамёнщики вынесли своего полковника на руках.