Брюс. Дорогами Петра Великого

Куда девалось утреннее высокомерие и самоуверенность Адама Людвига Левенгаупта! Перед Шлиппенбахом сидел сломленный и точно сразу постаревший на десять лет генерал, которому ничего не оставалось, как поутру отправиться в русский лагерь, вручить царю Петру свою шпагу и сдать всю армию и обоз.

— Я говорил вашему превосходительству, что позиция у Лесной годится скорее для авангардного, чем арьергардного боя! — сердито шамкал за спиной старый начальник штаба.

— Вот русские и провели свой авангардный бой! Я всегда говорил, что они многому научились у нас в эту войну! — горячился рядом с начштаба Шлиппенбах.

А Левенгаупт горько думал, что теперь все будут упрекать его и в неверной диспозиции, и в недооценке неприятельских сил, и в промашке с мостом. Но главная причина поражения заключалась не в нём, генерале Левенгаупте. Главная причина разгрома заключалась в русском солдате, который выстоял там, где шведский солдат дрогнул.

Оставалась одна надежда — на помощь своего авангарда, который спешно возвращался от Пропойска. И рейтары успели! Левенгаупт даже не поверил сначала своим ушам, когда вновь раздались выстрелы и крики там, у моста.

Шведские рейтары глубоким вечером, когда поле баталии затянула снежная вьюга, внезапно выросли из леса и обрушились на лагерь Меншикова, разбитый было уже на другом берегу Леснянки. Не ожидавшие столь внезапного нападения драгуны были отброшены, и мост снова оказался в руках шведов. Невцы в этом ночном сражении второй раз испытали все превратности воинской фортуны и снова приняли ледяную купель Леснянки.

— Мин херц! Да утром я сей мост первой же атакой верну! Ей-ей, верну! — клялся Меншиков.

Но Пётр сердито отвернулся от своего любимца и приказал Боуру и Голицыну:

— Выставить крепкие караулы! Всем быть готовым поутру к новой баталии. С места не сходить! Отдыхать тут же у костров! — И подавая пример, молча закутался поплотнее в плащ и лёг на мёрзлую землю возле костерка бомбардиров Якова Брюса.

* * *

Левенгаупт не оставил, однако, времени Данилычу для утренней атаки. Хотя рейтары отчаянным нападением и отбили мост, шведский командующий ясно понимал, что его корпус на следующий день не выдержит первой же атаки летучего корволанта русских. Оставался единственный путь — скорая ретирада. А чтобы успешно её осуществить, приходилось бросить четыре тысячи повозок. Жертва была велика, но Адам Людвиг Левенгаупт, старый боевой генерал, здраво рассудил, что важнее спасти остатки войска, нежели обоз. Опять же, начиная отход, он рассчитывал спасти вторую половину обоза (там были фуры с боевыми запасами, в которых армия короля нуждалась больше хлеба), уже стоявшую в Пропойске. Он ещё не знал, что в тот самый час, когда его рейтары отбили мост у Меншикова, русские драгуны, отделённые от отряда Боура, сожгли мосты через реку Сож.

Ретирада была организована Левенгауптом с продуманной тщательностью. Раненые, оставленные в лагере, поддерживали огонь в кострах, части снимались с бивака бесшумно и молча, друг за другом текли через мост, так что русских удалось при отступлении обмануть и безопасно уйти на узкую лесную дорогу, ведущую к Пропойску.

Но здесь вдруг началась паника. Неизвестно какими путями прилетела весть, что русские сожгли мосты через Сож. Сразу заговорили, что драгуны взяли уже и сам Пропойск, что их сопровождают сорок тысяч калмыков с арканами, что Меншиков гонится следом... И вот те самые бывалые солдаты, которые побеждали с Левенгауптом при Мур-Мызе, да и вчера бились до последнего, ударились вдруг в паническое бегство, не слушаясь своих командиров и прямых начальников. На узкой лесной дороге движение часто задерживалось, задние части наседали на передние, ряды мешались, и скоро вся многотысячная масса шведского войска побежала обезумевшей толпой. Солдаты тузили друг друга где кулаками, а где и прикладами, прокладывая себе дорогу, — конные наезжали на пеших. Адам Людвиг Левенгаупт под эскортом рейтар с трудом пробился среди ночной свалки.

В город вошли не регулярные воинские части, а толпы беглецов. Мосты через Сож к тому времени и впрямь были сожжены русскими драгунами, конные разъезды которых гарцевали на другой стороне реки. В сих жестоких обстоятельствах Левенгаупт, вынужденный бросить и вторую половину обоза, усадил остатки своей пехоты на обозных лошадей и ударился на рассвете во вторичное бегство, спасая уже только людей.

* * *