На следующий день Ретке говорил своим студентам: «Я повстречал молодого человека — мастера боевых искусств, по-видимому. Выглядел он достаточно смертоносно».
Кунг-фу — лучшее из всех боевых искусств; тем не менее дзюдо и карате — продукты замещения, которые по своей природе являются лишь начальным этапом кунг-фу, — в США процветают. Так происходит потому, что никто не слышал о нашем высшем искусстве; также нет компетентных учителей…
Я считаю, что долгие годы тренировок подтверждают мое право стать первым учителем этого движения. Впереди меня ждут годы полирования своей техники и характера. Поэтому моя цель — создать первый Институт кунг-фу, который разрастется по всей территории США. (Я даю себе десять-пятнадцать лет на завершение всего проекта.) Моя цель — не только заработок. Мотивов много, и среди них есть следующие: мне хотелось бы рассказывать миру о величии этого китайского искусства; мне нравится преподавать и помогать людям; мне хотелось бы, чтобы у моей семьи был роскошный дом; мне хотелось бы создать что-то; и последний, но один из наиболее важных, заключается в том, что кунг-фу — это часть меня…
Я чувствую, что во мне есть огромная творческая и духовная сила — больше, чем просто вера; больше, чем честолюбие; больше, чем уверенность; больше, чем решительность; больше, чем видение. Эта сила объединяет все это…
Конечно, у меня пока нет ничего, кроме небольшого подвального помещения, но раз мое воображение уже разыгралось не на шутку, я вижу, что на холсте моего разума изображена картина пяти- или шестиэтажного Института кунг-фу с филиалами по всей стране.
В конце письма двадцатиоднолетний Брюс представил свои карьерные цели как часть духовных поисков. Он не просто хотел мирских успехов — он жаждал внутреннего покоя.
В конечном счете цель моего планирования и осуществления этих планов — в поиске истинного смысла жизни, душевного спокойствия. Я знаю, что наличие всего мной перечисленного не обязательно приводит к спокойствию; однако покой может найти меня, если я отдамся целиком воспитанию собственного «я», а не борьбе с нервами. Для достижения такого душевного спокойствия весьма ценными окажутся учения отрешенности из даосизма и дзэн.
Первым препятствием на пути грандиозных планов Брюса стал его старший ученик, Джесси Гловер. Его и несколько других членов клуба, которые были с Брюсом с самого начала и тренировались бесплатно, отпугнули попытки Брюса формализовать и коммерциализировать его искусство. Сначала Джесси и другие избегали новой школы Брюса. «Мне было трудно привыкнуть звать парня, с которым мы через многое прошли за два года, шифу», — говорит Джесси, используя китайское слово, означающее «мастер». Раздраженный Брюс дал понять, что не собирается делиться секретами или раскрывать свои лучшие приемы тем, кто не «поддерживает его полностью». Эти слова задели Джесси, который был почти таким же гордым, как Брюс. Он отделился и забрал с собой Лероя Гарсию и Джеймса Демиля. Этот разрыв стал для Брюса в разы болезненнее, чем расставание с Эми Санбо.
Группировка мятежников открыла собственную школу — не филиал Института кунг-фу, а конкурента — в подвале отеля «Нью Ричмонд». Спрос на кунг-фу в Сиэтле 1962 года был не настолько велик, чтобы поддерживать две школы, и через пять месяцев квун Джесси закрылась. В 1963 году он вновь попробовал открыть школу, на этот раз на Пайк-стрит. Джесси проводил тренировки, а Джеймс отвечал за набор. Поскольку школа с горсткой учеников едва сводила концы с концами, Демиль отправился в новенькую студию Брюса, где занимались пятьдесят учеников.
После расставания отношения между Джесси, Джимом и Брюсом были показушно дружелюбными и вежливыми, но несли оттенок обиды и предательства. В тот день несколько студентов Брюса приперли Демиля к стенке и спросили:
— Почему вы с Джесси перестали тренироваться с Брюсом?
— Нам не нравились некоторые изменения, которые он проводил, — прямо сказал им Демиль. — Нам казалось, что он что-то скрывает, игнорируя важные части того, что заставляет его систему работать.
Когда позднее ученики передали Брюсу слова Демиля, он пришел в ярость. Брюс сразу понял, что критика была грубой попыткой украсть у него студентов и, таким образом, создать угрозу для его средств к существованию.
Когда Демиль появился в следующий раз, Ли пребывал отнюдь не в миротворческом настроении. Он посмотрел в глаза Демилю и спросил клокотавшим от ярости голосом:
— Почему ты так сказал?
— Они задали мне вопрос, и я сказал им правду, — ответил Демиль в свою защиту.
Брюс наставил палец на Демиля.
— Ты не имеешь права комментировать мои занятия, — объявил он.
— Ты прав, — отозвался Демиль. — Прости.
Все еще разъяренный, Брюс швырнул на пол пару перчаток, которые он держал в руке. Казалось, он готов был атаковать.