— Если вы поженитесь, то будете страдать от предрассудков, — заявила одна из тетушек. — И ваши дети тоже.
— Время меняется, — возразила Линда.
— Не так быстро.
— Возможно, нет, но мне все равно.
— Как долго вы уже встречаетесь? — спросила мать Линды.
— Год.
— Ты лгала мне целый год? — закричала миссис Эмери. — После всего, что я сделала для тебя, как ты могла так поступить со мной?
— Извини, но я знала, что ты не поймешь.
— Как ты будешь содержать ее? — обратился к Брюсу дядя. — Чем ты зарабатываешь на жизнь?
— Я преподаю кунг-фу, — гордо заявил Брюс.
— Ты преподаешь ЧТО?
— А что будет с колледжем? — спросила у Линды мать. — Ты же прилежная студентка, слушатель подготовительных курсов при медицинском колледже. Что будет с твоей мечтой стать врачом?
— Учеба подождет, — ответила Линда.
— Что за спешка? Почему ваша свадьба не может подождать?
Ни Брюс, ни Линда не ответили.
Почувствовав секрет, разъяренный отчим побежал в комнату Линды и обыскал ее, наткнувшись на коробку для обуви, заполненную перепиской. Прочитав их письма, он вернулся вниз и объявил матери:
— Твоя драгоценная дочь беременна.
Удивительно, но это откровение не изменило мысли семьи. «Почему бы вам не отложить брак на год? — заявил семейный совет. — Рожай своего ребенка, а потом посмотрим». Они предпочли видеть Линду матерью-одиночкой и растить внебрачного ребенка, чем принять тот факт, что она выйдет замуж за китайца-бездельника.
— Я хочу жениться на вашей дочери. Мы уезжаем в понедельник, — заявил Брюс враждебно настроенной семье. — Кстати, я китаец.
— Я не буду ждать, — заявила Линда.
Часы тянулись, слезы и обвинения лились ручьем. Дядя Линды предложил ей прокатиться, чтобы вразумить ее. Дядя считал себя набожным христианином.
— Это противоречит слову Божьему, — сказал он ей в машине. — Бог не хочет, чтобы расы смешивались. Вы совершаете грех.
— Бог любит всех детей, — возразила Линда.
Ее дядя процитировал Второзаконие, 7:3–4. «и не вступай с ними в родство: дочери твоей не отдавай за сына его, и дочери его не бери за сына твоего; ибо они отвратят сынов твоих от Меня, чтобы служить иным богам, и тогда воспламенится на вас гнев Господа, и Он скоро истребит тебя».
— Я не верю в это, — тихо ответила она. — Все равны в глазах Господа, и Бог велит нам относиться ко всем одинаково.
— Если ты сделаешь это, — предупредил ее дядя, — то тебя выгонят из семьи.
Если в субботу было плохо, то в воскресенье стало только хуже. «Абсолютно ужасный день, — вспоминает Линда. — День, полный слез». Любой намек на уговоры исчез. Все аргументы были исчерпаны. Теперь это было лишь противостояние силы воли. Семья угрожала ей изгнанием, а Линда настаивала, что ничто не заставит ее передумать. Она слишком долго боролась за Брюса. Она не собиралась отдавать его никому, даже своей семье. «Я решила, что не позволю себя отговорить», — вспоминает она.
Измученная и расстроенная, ее мать пыталась образумить Брюса, пустив в ход свои самые унизительные реплики.
— Ты не захочешь жениться на Линде, — уверяла миссис Эмери. — Она не умеет готовить. Она не умеет убирать, гладить или шить. Она ничего не умеет.
— Научится, — ответил Брюс.
Это был конец. Поняв, что проиграла и не хочет отрекаться от любимой дочери, Вивиан выбросила белый флаг.
— Если вы собираетесь жениться, это должно произойти в церкви.
Вивиан уже много лет не ходила в церковь, но если ее дочь собирается выйти замуж, свадьба должна быть освящена. Вивиан считала себя семейным историком. У нее были подробные записи о рождениях, браках и смерти. Свадьба ее дочери была должным образом записана.
Линда и Брюс согласились на свадьбу в церкви. Родители быстро уладили все договоренности в Конгрегационной церкви Сиэтла. 7 августа 1964 года священник провел спешную службу. Цветов не было. Линда была одета в коричневое платье без рукавов с цветочным узором, на Брюсе был его любимый костюм, пошитый в Гонконге. Шафером Брюса стал Таки Кимура. Со стороны Линды появились только ее мама и бабушка. Консервативный дядя-христианин уехал обратно в Эверетт и отказался присутствовать, как и остальная часть ее семьи[52]
. Когда служба закончилась, Вивиан жаловалась: «Брюс мог бы принести цветы».