В то время как на кабельном телевидении снимались не только белые актеры (в предыдущем году сериал «Я — шпион» стал первым, в котором одну из главных ролей сыграл темнокожий Билл Косби), положение азиатов в Голливуде долгое время оставалось незавидным. Первым и последним кумиром с Востока был Сэссю Хаякава, популярность которого пришлась на эру немого кино 10–20-х годов прошлого века. До появления цветных фильмов со звуком американская и европейская публика, особенно белые женщины, считали его японские черты экзотическими и пикантными. Благодаря фильму «Обман» (1915) он вмиг стал суперзвездой, заняв место рядом с Чарли Чаплином и Дугласом Фэрбенксом. Сейчас этот фильм сравнили бы с картиной «Пятьдесят оттенков серого»: жена продажного маклера (Фанни Уорд) погрязает в долгах и занимает деньги у японского торговца антиквариатом (Хаякава) в обмен на ее добродетель. Когда она пытается вернуть ему деньги, он отказывается и клеймит ее как свою собственность. «Влияние Хаякавы на американских женщин было еще более поразительным, чем у Валентино, — говорит кинокритик Девитт Бодин. — Эта зависимость включала в себя оттенки мазохизма». Американский журналист намеренно процитировал Хаякаву с ошибками: «Моя аудитолия — зенсины. Они хоцят, стобы я был цильным и зостким».
Американские женщины также предпочитали, чтобы он молчал. Появление картин со звуком показало, что у Хаякавы был жуткий японский акцент — домохозяек из пригорода это привлекало не так сильно, как его скулы. Карьера их романтического кумира пришла в упадок, а Перл-Харбор и вовсе завершил ее. После Второй мировой войны единственными ролями, которые мог получить Хаякава, были благородные злодеи — например, полковник Сайто в фильме «Мост через реку Квай» (1957).
Произошедшее с Хаякавой вылилось в более широкую тенденцию послевоенной американской культуры: азиатские мужские персонажи перестали быть секс-символами. В результате восточные актеры лишились перспектив сыграть романтических героев. «Сын номер один» представлял собой уникальную для азиата возможность исполнить главную роль на кабельном телевидении. Отказавшись, «Эй-Би-Си» мог разрушить стереотип, но не сделал этого. Более того, отмена «Сына номер один» стала ударом по надеждам Брюса о стремительной славе.
Как и любой хороший продюсер, Уильям Дозьер всегда думал о запасном аэродроме. У него было несколько проектов на разных этапах развития, которые можно было представить руководителям. Его стратегия заключалась в том, чтобы скупать права показа на различные комиксы, радиопередачи и книги, включая Чарли Чана, Бэтмена, Чудо-женщину и Дика Трейси. В течение прошлого года он работал над тем, чтобы заполучить «Зеленого Шершня» — популярный радиосериал 1930-х годов.
Сюжет сериала, созданного Джорджем В. Трэндлом, был простым: Бритт Рид днем издает крупную газету, которая копается в грязном белье, а по ночам борется с преступностью под маской Зеленого Шершня. Помогает ему в этом верный японский слуга Като[61]
. Трэндл задумывал шоу как современное продолжение своей самой популярной выдумки — «Одинокий рейнджер». Бритт Рид был внучатым племянником Одинокого рейнджера, Като — заменителем Тонто из нацменьшинств, а хитроумный автомобиль Рида, «Черная красавица», стал обновлением «великой лошади Серебро».Летом 1965 года Дозьер и Трэндл вступили в переговоры касательно телевизионных прав на «Зеленого Шершня». «У меня в загашнике есть превосходный азиат на роль Като, — хвастался Дозьер Трэндлу в письме от 16 ноября 1965 года. — Вообще-то он китаец, рожденный в Америке, но может сыграть любого азиата или филиппинца. Я думаю, нам не стоит вообще когда-то упоминать национальность Като. Пусть будет тем, кем он и выглядит — азиатом. Кстати, актер, о котором я говорю, — обладатель черного пояса по карате и может выполнить любой трюк из учебника».
В марте 1966 года — в тот же месяц, когда был отклонен «Сын номер один», — студия «Двадцатый век Фокс» объявила, что сериал «Зеленый Шершень» выйдет на экраны осенью. Такой поворот событий поставил Дозьера перед необходимостью совершить неприятный звонок в Окленд. Вместо того чтобы играть главного героя — китайского Джеймса Бонда, — не согласится ли Брюс на роль азиатского слуги при белом борце с преступностью? Брюс не хотел. «Сначала все это звучало так, словно мне придется играть домашнего слугу, — объяснял Брюс газете „Вашингтон Пост“. — Я сказал Дозьеру: „Послушайте, если вы подписывали меня, чтобы я был азиатом с косичкой, прыгающим на побегушках, то забудьте об этом“».