Перед отъездом Брюс подвергся ритуалу, знакомому новым актерам в Голливуде, — поиску агента. 22 апреля Уильям Дозьер написал Брюсу рекомендацию: «Я беру на себя смелость рекомендовать тебе авторитетного и честного агента, Уильяма Беласко, президента Progressive Management Agency в Голливуде». В письмо Дозьер вложил и презентационный материал для проекта «Сын номер один». Несколько дней спустя Брюс встретился с Уильямом Беласко и подписал с ним контракт — Уильям стал первым и последним голливудским агентом Брюса. Во время их беседы Беласко сообщил Брюсу, что «Сын номер один» приостановлен до июля. Брюс согласился вернуться из Гонконга, когда проект возобновится.
«Прочитав „презентацию“, я был в восторге от всего проекта и добавил несколько своих собственных идей, чтобы сделать персонаж сына Чарли Чана „круче и утонченнее“, — отвечал Брюс Дозьеру в письме от 28 апреля. — Этот проект обладает огромным потенциалом, и его уникальность заключается в переплетении лучших как восточных, так и американских качеств, а также никогда ранее не встречавшихся боевых приемов кунг-фу… У меня есть чувство, что Чарли Чан может по успеху приблизиться к Джеймсу Бонду, если его правильно подать».
Обеспокоенный тем, что семья может не принять его белую жену, которая не говорит по-китайски, и светловолосого сына, Брюс позвонил своей матери и сказал ей, что она увидит «единственного белокурого и сероглазого китайца в мире». Он также разрекламировал многие замечательные качества Линды, в особенности кулинарные таланты.
7 мая они прибыли в дом все еще скорбящей семьи. Мать Брюса пребывала в глубокой депрессии. Родственники вели себя с Линдой вежливо, но отстраненно, принимая ее очень сдержанно. «Приятельскими отношениями и не пахло, — вспоминает Линда. — Они предпочли бы, чтобы Брюс женился на китаянке». Вся любовь и внимание его семьи были сосредоточены на маленьком Брэндоне, как будто Линда была просто нянькой.
К пущему неудобству Линды, квартира на Нэйтан-роуд, просторная по меркам Гонконга, ей показалась тесной и слишком людной. Здесь нельзя было скрыться ни от других людей, ни от гнетущей жары (температура доходила до тридцати по Цельсию) и влажности (85–90 процентов). Смена климата привела к тому, что Брэндон заболел. Но даже когда их первенец выздоровел, он оставался очень трудным ребенком. «Брэндон был ужасным малышом, — говорит Линда. — Он плакал все время. Не от боли, а просто в силу характера».
Брэндона — первого внука в семье — чествовали словно маленького императора. Любой признак малейшего беспокойства заставлял всех китайских женщин вскакивать. Вне зависимости от времени ночи, мать Брюса, сестра или тетя выпрыгивали с постели при первом хныке, чтобы успокоить его. «Поскольку мы жили в такой тесноте, — говорит Линда, — Брэндону нельзя было плакать или даже пискнуть, чтобы ему на спасение не примчались благонамеренные бабушка или тетушка». Их чрезмерная защита ощущалась как скрытый упрек в сторону возможностей Линды как матери. Чтобы отстаивать свою позицию, Линда заблаговременно вставала утром и ходила взад-вперед по комнате с малышом на руках. Невыносимая жара, тесные условия жизни, странный жизненный ритм семьи, языковой барьер, недосыпы — все это выматывало Линду. Хуже того, Брэндон становился «самым испорченным ребенком, с которым вы когда-либо сталкивались».
Чтобы доказать своим родственникам, что его американская жена не бесполезна, Брюс хвастался ее кулинарными способностями. «Она может приготовить что угодно. Просто попросите. Вы обязаны попробовать ее соус для спагетти. Просто попросите. Получатся величайшие спагетти на земле». Он продолжал и продолжал, пока все не пришли к Линде с требованием приготовить ее всемирно известные спагетти. Она попыталась отделаться от них, но, наконец, поддалась давлению.
Загвоздка была в том, что в действительности она не знала, как приготовить этот соус. Ее секретным ингредиентом была смесь приправ для соуса «Лоурис», о которой в Гонконге не слышали. В колонии не было западных супермаркетов. Кроме того, Линда раньше никогда не готовила более чем на пять человек. Брюс пригласил двадцать ближайших родственников и друзей на предполагаемый банкет. С приближением вечера на Линду напал страх. Она нашла достаточное количество томатов и подобие специй, но никогда раньше не готовила на газовой плите и быстро обнаружила, как легко горят томаты. «Это было ужасно, — вспоминает она, — просто безнадежная катастрофа. Мои спагетти были пропитаны запахом сгоревших томатов. Его семья ела, улыбаясь и причмокивая, но я уверена: они жалели, что Брюс „связался“ со мной».
Это был не тот медовый месяц, который обещал Брюс, но в одном он был прав: поездку Линда запомнила на всю оставшуюся жизнь.