Брюсов Орден. Ради лучшего будущего

Но сами перемены, даже столь роковые — это еще полбеды. С ними можно и свыкнуться. Однако штука в том, что, просыпаясь утром в новой жизни, всякий раз я ровным счетом ничего о ней не знаю. Прежнюю реальность помню отчетливо — но в чем-то эти воспоминания всяко уже не актуальны. Хорошо — если лишь в части последних результатов игры любимой хоккейной команды (когда-то, кстати, это было «Динамо», а потом почему-то раз — и стал ЦСКА). Вот и думаешь: а ну как окажется, что у меня теперь, к примеру, законная супруга и двое детей?

В детстве из-за всех этих казусов с памятью меня какое-то время держали за умственно отсталого. Водили по врачам — но седые доктора лишь руками разводили: феномен сей, мол, современной медицине не по зубам. Выход из положения я был вынужден искать самостоятельно — и, представьте, нашел! Не сразу, методом проб и ошибок — но нащупал. Оказалось, что, если накануне очередной судьболомной ночи письменно составить подробное описание своей жизни — кто я такой, где живу, с кем общаюсь, ну и все такое, включая пароли от аккаунтов в интернете, а утром эти заметки прочесть — отражена в них окажется уже новая, доселе неизвестная мне данность.

В результате, за прожитые в таком режиме годы у меня накопился немаленький такой текст-автобиография. Важно было лишь хотя бы символически обновить его в четверг накануне. Записи я предпочитал делать в своем смартфоне, но на всякий случай дублируя их от руки на бумаге — как-то раз файл в гаджете почему-то не сохранился, и бесценная информация пропала. А вот старые-добрые листы в клетку неизменно демонстрировали надежность. Однажды, впрочем, и они сыграли со мной шутку: свое послание самому себе я обнаружил лишь к вечеру пятницы — в почтовом ящике, в конверте с маркой, почему-то непогашенной. Адрес при этом был написан моим корявым почерком — вот уж что оставалось неизменным всегда.

Не скажу, что такого рода заметки служили адекватной заменой живой памяти, но рабочим ее протезом — вполне. Полностью исключить проколы с их помощью было, конечно, невозможно, и среди своих знакомых я имел репутацию чувака слегка не от мира сего, с заскоками. Ну да не более того — в конце концов, у каждого на чердаке свои скелеты тараканов!

Так, пусть и регулярно меняя колею, жизнь моя худо-бедно катилась своим чередом — пока однажды утром…

* * *

Была отнюдь не пятница — воскресенье. К тому же почти середина месяца — с очередного «переключения стрелок» (к слову, в этот раз не такого уж и радикального) минула добрая неделя — мой любимый период, когда основные шероховатости уже зачищены, а перспектива очередной смены декораций еще не столь довлеет.

Так что не удивительно, что проснулся я в отличном настроении — спеша радоваться стабильности. Разлепил веки, приподнялся на локтях на постели и…

…и, незамедлительно зажмурившись, кулем рухнул обратно на подушку.

Нет! Не может быть! Ведь воскресенье же!

— Горазд же ты дрыхнуть! — послышался где-то рядом радостный высокий голосок.

Я знал, кому он принадлежит — рыжеволосой девице лет восемнадцати-девятнадцати, бесцеремонно приютившейся прямо у меня под боком. При том, не слишком обремененной одеждой — и это еще весьма-а-а мягко говоря.

Проблема была лишь в том, что соседку по кровати я видел впервые в жизни. Равно как и саму кровать — безразмерно-широкую, не чета скрипучему диванчику, на котором я, вроде как, уснул накануне. В гордом одиночестве, кстати, уснул!

Абсолютно незнакома мне была и комната — светлая и просторная, высокий потолок, воздушный тюль на окне, бежевые обои на стенах, стильная тумбочка под дерево…

Как всегда и бывает при том самом пробуждении, соображалось мне сейчас туго. Словно нечто извне яростно стучалось в сознание, слезно просилось внутрь, а разум, как мог, сопротивлялся, задействуя в борьбе все доступные ресурсы. Предоставленные до поры самим себе, мысли в моей голове затеяли беспорядочную свалку, напрочь забивая одна другую, и, возможно, из-за этого, повторно открыв глаза и взглянув на незнакомку, я задал, пожалуй, худший вопрос из возможных в сложившейся ситуации:

— Ты кто?

— Та, что будет вечно царствовать в твоем сердце! — с задорным смехом ответила девица, должно быть, решив, что это я так неостроумно шучу.

— А зовут тебя как, царица сердца моего? — почти «на автомате» продолжил спрашивать я — лучше всего в таких ситуациях у меня получалось «плыть по течению». Да, собственно, никаких иных вариантов тут и не было.

— Зови меня… ну, скажем, Изольдой, благородный рыцарь! — предложила моя собеседница, похоже, продолжая воспринимать происходящее как какую-то игру.

— Хорошо, — кивнул я. — Поведай же мне, о Изольда, где мы находимся? — обвел я широким жестом комнату.

— В родовом замке моего отца, славного барона… нет! Маркиза! Маркиза Карабаса!

— А ты у нас, выходит, Изольда Карабас? — хмыкнул я.