Брюсов

Сапоги всмятку — душа моя.
Идиотом-поэтомсделался я.

Сидит лягушка на берегу,
Рот открыт, а сама — ни гу-гу.

Что ни настрочу — нельзя читать,
На всем чепухи лежит печать.

В стихах сумбур и пустота.
Над тихим морем ищу креста.

На колокольне вижу корабли,
Солнце проникло до пупа земли.

Жжет беспощадно лучами сейпуп.
Я, поэт-декадент, утомительно глуп.

У меня в голове не мозги, а песок.
Но лягушка заквакает — дайте лишь срок.

Вместе с лягушкой открыл я рот,
И запоет вновь поэт-идиот.

«Аполлона» страницы открыты всегда
Для рифмованных строк, где царит ерунда,

И в «Аполлоне» — бессмысленно-горд —
Еще раз я побью ахинеи рекорд.

Мордарий Безвкусов

(Граф Алексис Жасминов [В. Буренин]. Литературная атлетика // Новое время. 1911. 29 апр. № 12617).

Из признанных поэтов — первенство Брюсову. Новая его книга «Зеркало теней» говорит о том, что его спокойный, мудрый и трезвый полдень перевалил на вторую половину. Еще нет бледных и мертвенных сумеречных теней, но минули радостные и буйные вспышки утра. Стих мужественен, упруг, как сталь, и точно чудится в нем холодноватый и темный блеск стали… (Измайлов А. По садам российской поэзии // Биржевые ведомости. 1912. 21 авг. № 13101).

«ЗЕРКАЛО ТЕНЕЙ» В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ

Внимая шорохам немолчных волн,
Парчой и порохом гружу свой челн.
Он скрыт под ярусом нависших глыб;
Белеет парусом, пугает рыб…
О, пусть затучены и высь, и даль!
Мои уключины блестят, как сталь!

С мятежной бандою, мятежный граф,
Я — контрабандою свой тешу нрав!
Пусть служит Истине моя родня,
Рецепт: «склонись к стене» — не для меня!
Мой шарф из гарусов. «Он мягок?» — Ша!
Грубее паруса моя душа!

Рабами рослыми мой сдвинут челн:
Срываю веслами бутоны волн.
«Эй, кормчий, пристальней гляди вперед!
Чуждайся пристаней, не спи, илот!
Кровавым светочем осветь корму;
Уютней это, чем камин в дому!»

Играя с рифмою, я дик, как сарт;
Швыряй в обрыв мою поэму, бард!
Пусть с тихим шорохом на дно, в кусты,
Шуршащим ворохом летят листы!!!
– «Дай рифму к "лирике", не из кургузых!»
– «Изволь: чигирики [187] на кукурузах!»

«Бедный родственник Вильгельма Теткина» [188]

(Сатирикон. 1913. № 7. С. 10).

Живя на Капри, вы должны постоянно встречаться с Алексеем Максимовичем <…> Не откажите поэтому передать ему мой сердечный привет, как от его давнего знакомца, иногда — литературного противника, всегда — усердного читателя (Письмо И. А. Бунину от 15 февраля 1912 года // ЛН-84. С. 464).

Вот беда: сейчас почти все русские книги, романы и повести скучны. Не то чтобы бесталанны или явно задопятны, а как-то скучны <…> Мережковский невыносим, Брюсов скучен до умоисступления (Письмо Л. Андреева М. Горькому // ЛН-72. С. 343).

Мы летом 1912 года приехали к Брюсовым в Опалиху, где они жили на даче. Брюсов предложил нам начать учиться играть в теннис, или как тогда говорили, в лаун-теннис. Ракетки, мячи и сетка были в наличии. Правила игры Валерий Яковлевич изучил и объяснил нам. Мы все втроем принялись за устройство корта. Сделали его на зеленой лужайке и с увлечением играли с утра и до вечера. Брюсов весь отдавался игре, и мне, мальчику, казалось странным, что взрослый человек, да еще такой серьезный и строгий, так может увлекаться. Играя, мы, как равные, спорили о лайнболах, об аутах и т.д. Товарищем в игре Брюсов был прекрасным, справедливым и безукоризненно корректным. <…>