Женщина, о которой проявлял заботу Майк Сарн, произвела на него впечатление большой притворщицы: она строила из себя хиппи, хотя в действительности таковой не являлась.
«В глубине души она была трезвой, расчетливой, до мозга костей буржуазной барышней, весьма практичной и полной здравого смысла. Просто ей не было позволено оставаться самой собой. Внутри кинозвезды вечно сидит кто-то еще».
Главное для Брижит, по мнению Сарна, — это потребность любви.
«Этим она и занималась. Она влюблялась на пару лет, или на пару дней, или на пару недель. Все ее романы так или иначе имели отношение к любви, она влюблялась и надеялась сохранить влюбленность. И если она влюблялась в вас, значит, вам чертовски повезло. По крайней мере, на какое-то время. Быть с ней означало, что вся ваша жизнь должна вращаться вокруг нее. Брижит была богата, знаменита, красива, но она делала лишь то, чего ей хотелось. И пока окружающие были согласны с тем, что Бардо — это икона, с ней было не соскучиться, она заряжала всех своим весельем. Без этого она начинала хандрить».
Вскоре их отношения стали для Сарна просто невыносимы, ведь Брижит создавала вокруг себя некое всеобщее помешательство. «Там вечно околачивалось несколько десятков человек, которые делали несколько разных дел. Телефон трезвонил без умолку. Это был настоящий цирк. И дело не в том, что она постоянно требовала к себе внимания. Это само собой разумеется. Ей не надо было никого принуждать. Ни один мужчина не мог противостоять ей. Кстати, это тоже само собой разумеется. Она знала, что прекрасна, даже если временами пыталась утверждать обратное — потому что ей то и дело твердили, что она хороша собой. Она была порывистой и страстной. И когда вы оказывались в ее обществе, вам тотчас становилось понятно, как бледно смотрятся все те, кто пытается ей подражать».
«Когда ей того хочется, когда она в настроении, она умеет быть восхитительной, — Гюнтер не кривит душой. — А еще она наделена тонким умом. Вероятно, это наименее известное из ее достоинств. Она умело выражает себя и пишет удивительные письма. Друзьям известно, что она обожает исправлять в их письмах орфографические и грамматические ошибки. Люди редко осознают, насколько она умна. Не все понимали, что она просто ненавидит сниматься в кино».
Когда Закс говорит, что Брижит ненавидела кино, именно это он и имеет в виду.
«Каждый понедельник в газетах объявляют, сколько зрителей собрал тот или иной фильм во французских кинотеатрах. Это что-то вроде рейтинга бестселлеров. И все, кто имеет отношение к кино, всегда проверяют, что сообщат газеты в понедельник, чтобы узнать, какие сборы приносит каждая картина. Все, но только не Брижит. Ей это безразлично. Я ни разу не видел, чтобы она в понедельник открыла газету и поинтересовалась, как там идут дела. Ей просто нет до этого никакого дела».
Даже тогда, добавляет Гюнтер, когда ей не помешало бы проявить хоть толику интереса ради собственной же карьеры.
Однажды продюсер Джозеф Лози приехал обсудить с Брижит один новый проект. Дверь открыл Гюнтер. Просидев с Лози какое-то время вдвоем, он начал удивляться, куда подевалась Брижит.
Извинившись, он прошел в дальние комнаты и обнаружил ее в обществе Гуапы, одного из своих псов, которому, судя по всему, нездоровилось. Брижит пообещала, что буквально через пару минут выйдет к гостю. Закс и Лози мило побеседовали еще какое-то время, после чего Гюнтер извинился снова и пошел напомнить Брижит, что ее ждет гость. На этот раз Брижит заявила ему, что должна отвезти собаку к ветеринару, а Гюнтер пусть объяснит Лози, что тому придется подождать еще.
И снова Гюнтер заверил Лози, что Брижит будет с минуты на минуту. Прождав без толку битых три часа, Лози решил, что с него хватит, и уехал.
Гюнтер пожимает плечами. «У нее на первом месте всегда были какие-то свои дела. А уж животные наверняка шли впереди продюсеров».
Надо сказать, что политики также мало ее интересовали. Однажды Брижит удостоилась приглашения от президента Франции и мадам де Голль присутствовать на обеде в Елисейском дворце.
«До этого он приглашал ее раза четыре, если не пять, но она ни разу не воспользовалась его приглашением. Когда ей принесли очередное приглашение, она была ужасно горда — ей ни разу не доводилось бывать в Елисейском дворце. Брижит поставила приглашение на туалетный столик, чтобы оно было на виду. Конечно же, мы его приняли. Но по мере того как назначенная дата приближалась, Брижит заявила мне, что ей не хочется ехать. В последний момент я пытался ее переубедить. Она надела брючный костюм с золотой вышивкой на груди, который ужасно смахивал на униформу. Впервые за всю историю женщина вечером явилась в Елисейский дворец в брюках. Она очень походила на солдата».
Вполне в духе своего наряда, вместо того, чтобы обратиться к де Голлю «господин президент», когда их представили друг другу, Брижит произнесла «Bon soir, mon Jénéral» (Добрый вечер, мой генерал».)
Де Голль, окинув ее взглядом с головы до ног, ответил: «Лучше не скажешь».