Бродячая Русь Христа ради

Пока жилось Новгороду и не стягивалась и не окрепла Москва, Каргополь не утрачивал своего нравственного значения, хотя и заброшенный в самую глушь. Но стоило лишь укрепиться Москве, задавить Псков и Новгород и приобрести потом новые богатства Сибирью, открыв в нее новый путь, Каргополь захудал, вдруг оказался заброшенным городом в самую глушь и даль и к тому же отдаленным от Москвы невылазными болотами и непролазными дремучими лесами. Уже Борис Годунов смотрел на эту местность как на не стоящую хлопот и попечений, выселил отсюда не одну сотню людей в Сибирь на пашню (то есть для заселения и развития земледелия), и как на страну настолько далекую и глухую, что показалась она надежной для высылки всех годуновских недоброхотов: Андрея Шуйского (который и был лишен жизни в самом городе) и инокини Марфы Ивановны, матери будущего царя Михаила Федоровича. В Каргополе же утопили и самозванца Болотникова с атаманом Федором Нагибой и другими сосланными сюда мятежниками. Сюда же ссылали потом и всех недовольных московскими порядками, теми порядками, которые вообще были не по нутру и не по сердцу всей Новгородчине, жившей по своей воле.

Затем, когда невдолге при царе Алексее задумала Москва исправление богослужебных книг и нерасчетливо и неожиданно вызвала тем массы недовольных, назвавших эту исправу новой верой, обонежские пределы оказались в наилучшем и выгоднейшем положении по отношению к старой вере, старым церковным и бытовым порядкам. Здесь целостнее убереглись древние прадедовские обычаи, на которые за отдаленностью и бездорожьем не могла иметь влияния укрепившаяся, самоуверенная и сильная Москва. Соловецкий монастырь новых книг не принял и заперся наглухо перед царскими войсками. Палеостровский дотла сгорел в виду их, сожженный засевшими староверами в осаде и не пощадившими своей жизни от самосожжения. Когда Соловецкий был взят и убежавшие от казней успели перебраться на берег, в онежских лесах они нашли себе надежный приют и на реках Выге и Лексе могли на долгое время соорудить надежный притон и религиозный центр, прославившийся потом как главное и основное гнездо беспоповщины. Здесь перестали молиться за московского царя, здесь всякую преследующую власть признали Антихристовым порождением и поверили нарождению на свет самого Антихриста, воцарившегося в мире. Вот почему в таком глубоком убеждении здесь допускали для себя все способы самоубийств в расчете на наследование мученического венца и успели показать самую простодушную доверчивость ко всевозможным религиозным измышлениям. Вера эта доведена была даже до крайних пределов самообольщения, и обнаружилось самое грубое невежество, напомнившее времена первобытных диких народов и проклявшее все святое в действующем и живущем мире. От беглого из Шунги дьячка (Данилы) до князей захудалого рода (Мышецких-Денисовых) все прониклись противоборством московским порядкам и энергией действий в упорном держании старой веры без попа, толкуя ее на разные образцы и способы.

Толкования эти довели народ до поморского толка, признавшего необходимость и святость брака; до федосеевщины, наоборот, восхваляющей девственную безбрачную жизнь, по силе изречения «тайно содеянное, тайно и судится», и советующей женщине «хоть семерых родить, только замуж не ходить», и, наконец, до филипповщины, не согласившейся с первыми и отделившейся от вторых, на толкованиях о молитве за царя и подчинении власти, ввиду несомненного водворения на земле Антихристова царства.

Воцарилась эта мрачная филипповская вера среди гонительного времени в каргопольских странах одновременно со всем Обонежьем, при содействии и участии тех же благоприятных причин.

Тяжелым гнетом налегает на северного лесного жителя его трудовая обыденная жизнь, хотя Прионежье, значительная часть нынешнего Каргопольского уезда, считается местностью наиболее хлебородной и удобной для земледелия (она прославилась ячменем, и ей годами удается даже продавать излишки соседям). Но мучительные заботы об удобрении отравлены и задержаны падежами от сибирской язвы, почти повсеместными и каждогодными, особенно вблизи системы каналов. Когда, вследствие того, истинно каторжная работа с лесными новинами успела обратить каргопольские окрестности в настоящую безлесную степь; после того как Озерецковский в 1785 году видел город Каргополь окруженным лесами, - жизнь отравлена, и беспощадно усложнен труд этого исконного и неизменного земледельца, более тысячи лет назад поселившегося в этих бесхлебных странах.