Бродячая женщина

– Вылезай, дубина, а то сгоришь. Это я, Влад.

Егор бросился к нему.

– Я же говорил, мы наблюдали. Где семья, с тобой?

– Ушли.

– А, чёрт, то-то двое чёрных с собаками в лес понеслись. Перемудрил ты, парень.

Егор оттолкнул его и кинулся в чащу, выбирая одному ему известный маршрут. За ним устремились несколько солдат.

Он нёсся какими-то нечеловеческими скачками, и ни снег, ни спутанные ветки, казалось, не мешали ему. Так иногда бежишь во сне, заранее зная, что уже не успеть.

Он нашёл их на поляне. Двое чёрных стояли, вскинув оружие, собаки рвались с поводков, девочки замерли, прижавшись друг к другу, а у их ног лицом вниз лежала Гашка, и на спине её расцветало красное пятно, такое яркое на сером домотканом платье.

Чёрные начали медленно оборачиваться, и прямо в их перекошенные лица ударили пули, собаки взвизгнули, Влад заорал: «Не стрелять, идиоты, детей берегите!», а Егор всё продолжал свой долгий прыжок к телу жены и выкрикивал её имя, а голос не шёл.

Потом он переворачивал её, пытался заглянуть в глаза, баюкал её голову на груди – проделывал все те обычные и страшные движения, которые совершает каждый, кто встречается со смертью своей любви.

Влад стоял чуть в стороне, смотрел молча и вдруг спросил куда-то в пространство:

– Девочки… почему он не подошёл к девочкам? – обернулся и позвал: – Врача детям, быстро.

Почти сразу же появились солдаты с грудой одеял и человек с санитарной сумкой, который подбежал к девочкам и начал кутать их в тёплое, ощупывать, но вдруг отшатнулся.

– Шеф, это…

– Чёрт. Ладно, я понял.

Влад подошёл к Егору и толкнул в плечо. Тот поднял глаза, продолжая укачивать Агафью.

– Что ты с ними сделал, гад?

– Виноват я. Знал, что нельзя веру отцовскую предавать, знал, что потеряю её, а всё же пять годков у нас после было.

В то лето Любка с Веркой клещей наловили. Слыхал, что такое бывает, но сам не видел. За две недели обе сгорели. Когда Любку ломать начало, я не стерпел, за помощью кинулся. Ходы знаю, в четыре дня могу до людей дойти. Доктора добыл, прилетели, а тут Гашка сидит, девок к себе прижимает и молчит, а они холодные обе. Доктор мне и сказал про клеща. А потом ещё сказал, что Гашка гляди того умом тронется. Девок больше жизни любила. Надьку не так, она глупая, что с неё. Сидела сиднем на лавке, слюни пускала. Зато жива осталась.

И доктор сказал, надо Гашку вытаскивать. И способ есть – куклы эти. Я поначалу не верил, но чего терять-то. Он Гашку усыпил-успокоил, мы погрузились все и полетели. И кукол нам сделали, я посмотрел, правда, как живые. Мне мастер батарейки для них на много лет запас, по одной в год всего-то и надо.

Потрясённый Влад пробормотал:

– Так андроиды каких денег стоят, где ж ты взял столько?

– Я Надьку им отдал, мне сказали, в городе и таким рады. А они сделали троих.

– Ну ты и гад. Не жалко дитя своё?

– Гашку надо было вытаскивать, ты пойми. Уходила она. А так вернулась и пожила ещё со мной, целых пять годков.

– А что же, не видела она, что дети не растут, не едят…

– Она, Влад, тоже жить хотела. Увидела бы, так и ушла бы сразу, вот и не смотрела она туда. И ещё бы пожила, если бы вы на нас не вышли.

Над поляной повисла чистая ледяная тишина. Влад не нашёл слов, чтобы её нарушить, поэтому просто сделал знак солдатам, развернулся и пошёл к флаерам. «Перемудрил, это я перемудрил. А такая двухходовка красивая намечалась: чёрные нападают, а тут мы все в белом – спасаем, вывозим и далее по плану. Не судьба».

Егор поднялся, подхватил на руки жену и обернулся к девочкам:

– Ладно, пошли жить, куклы. Горе одно от вас.

Он отнёс её туда, где уже пять лет лежали девки, под большой камень, на котором сам нацарапал в своё время: «Вера, Любовь», а теперь ещё добавил «и мать их Агафья».

– А дурочка Надежда живучей всех оказалась, надо же.

Помоечник («Антисталкер»)

«Сталкерами» у нас в Хармонте называют отчаянных парней, которые на свой страх и риск проникают в Зону и тащат оттуда всё, что им удается найти.

Пикник на обочине